После получения предупреждения командир собрал комсомольцев и вызвал второго коммуниста для того, чтобы дать отпор бандитам, но оказалось, что у них на всех имеется пять винтовок и около сотни патронов — конечно, с таким вооружением вступать с хунхузами в открытый бой было неразумно, но и убегать из села, оставляя население без всякой защиты, он тоже не хотел. Поэтому они и забаррикадировались в амбаре, надеясь на то, что пока хунхузы с ними будут возиться, подоспеет какая-нибудь подмога. Так и случилось.
Слушая все эти рассказы, которые, конечно, не были такими стройными, как это здесь описано, а каждый торопился взволнованно рассказать виденное и испытанное им самим, Борис вглядывался в сидевшую около ограды девушку-учительницу из Хатуничей. Платье на ней было разорвано во многих местах, на руках и ногах темнели кровоподтёки от веревок, которыми она была связана, на лице под глазом — огромный синяк и всё лицо в грязи. Она всё ещё испуганно озиралась и тряслась, не могла прийти в себя от страха. Её длинные чёрные волосы, растрёпанные и тоже выпачканные в земле, висели прядями, спускаясь до пояса. Прибежавшие из амбара комсомолки уже подходили к ней, чтобы помочь подняться и проводить в ближайший дом, где она могла бы привести себя в порядок и отдохнуть. И вдруг Борис узнал эту девушку:
— Да ведь это же Нина Черненко! — крикнул он и бросился к ней. Он хорошо знал её по учительским курсам в Шкотове, но как она изменилась за это время!
Она тоже узнала Бориса и попыталась ему улыбнуться, но вдруг снова заплакала.
Вид избача и учительницы так взбудоражил всех молодых членов отряда, что они подступили к Жаку и стали требовать немедленного расстрела всех задержанных хунхузов. Но тот строго одёрнул их:
— Мы же не бандиты! Их, раз они были захвачены с оружием в руках и оказывали нам вооружённое сопротивление, будет судить Военный трибунал, самосуд мы устраивать не будем. А вот вместе с ними надо и местного попа предать суду, ведь он привечал бандитов!
Но тут вмешался председатель сельсовета:
— Нет, командир, теперь ты не прав, наш батюшка не подлежит суду. Я его давно знаю. В Бога я, конечно, не верю и все поповские россказни считаю ерундой, но и среди попов попадаются неплохие люди. Таков и наш отец Евлампий. Ещё когда мы партизанили, он нам не раз помогал, и даже наших раненых в своей бане прятал. А сегодня я его попросил бандитов покрепче и подольше угощать, а то бы они до вашего прихода и с учительницей, и с избачом расправились, да и наш амбар спалили бы. А тут за угощением подзадержались, и вы как раз подоспели. Так что его не троньте.
Пока шли все эти переговоры, жители села, видно, по не замеченному отрядом приказу председателя сельсовета собрали в одной из самых больших изб обед, и пожилая солидная женщина пришла с приглашением на обед.
Оставив около связанных попарно хунхузов четырёх часовых и послав двоих в дозор в том направлении, куда ушла основная масса отряда хунхузов, Жак разрешил всем отправиться обедать, предупредив, чтобы ни один человек не притронулся к выставленному вместе с едой самогону. Если таких, как Борис, Жорка и другие комсомольцы об этом предупреждать было не нужно, то для пожилых бойцов это оказалось нелишним.
Часа в 4 дня по дороге в Хатуничи следовал довольно странный обоз: впереди, шагах в двухстах, по обочинам дороги шли два парных дозора, за ними следовала группа связанных хунхузов под конвоем из шести человек, далее ехали телеги. На одной из них лежал труп многоудобенского партизана, на другой сидело четверо раненых, которым идти было тяжело. За ними ехали 3 телеги с товаром Хатунического кооператива, брошенные бандитами при бегстве, затем на телеге же везли и раненого хунхуза, про которого несколько допрошенных пленных рассказали, что он являлся первым заместителем командира отряда, сам командир сумел убежать.
На следующей телеге сидели Жак с забинтованной головой, лежал хатунический избач и сидела умытая, причёсанная и переодетая в целое и чистое платье Нина Черненко.
Замыкал этот обоз отряд, шедший на этот раз по 4 человека в ряд. Многие из бойцов были увешаны трофейным оружием, снятым с убитых хунхузов и подобранным на площади сдавшимися и убежавшими.
Перед отъездом Жак приказал местным комсомольцам обыскать всех убитых, все найденные при них документы сдать ему, а трупы захоронить где-нибудь за селом. Часть оружия бандитов он раздал комсомольцам Новохатуничей и оставил в распоряжении председателя сельсовета. Привезённых хунхузов под конвоем работников ЧК отправили во Владивосток.