Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 5. Том 1

— Вы слышали? — повернулся Борис к Гольдбергу и Иванченко. — Даю вам шесть часов на то, чтобы на это количество человек подготовить продукты питания, по крайней мере, на две недели, и медикаментов, и перевязочного материала. На одной из наших машин отправите всё это по адресу, который вам дадут эти товарищи.

Заметив, что Гольдберг пытается что-то возразить, Борис сурово перебил его:

— Товарищ Гольдберг, это приказ, обсуждению не подлежит! Действуйте. Машину будете сопровождать лично, об исполнении мне доложите, — Борис взглянул на свои часы, они показывали 17:00. — Я буду в операционной. Можете идти. Да, пошлите ко мне Добина.

Гольдберг вышел.

— Товарищ Рудянский, тут нашлось множество трофейных немецких медикаментов, своими силами мы с некоторыми из них не можем разобраться. Помогите нам! Заодно из них отберёте нужные и себе.

Вошёл Добин.

— Звали, товарищ начальник?

— Да, проводите товарищей на аптечный склад, побудьте там, а потом проводите их на улицу.

После этого он обернулся к гостям.

— Простите, товарищи, но меня, наверно, уже ждут в операционной, ведь у нас врачей не хватает, а так как я тоже хирург, то и несу своё дежурство в операционном блоке наравне со всеми остальными. Я вас очень прошу, товарищ Рудянский, завтра в это же время или немного раньше прийти ко мне, рассказать, как удовлетворили ваши нужды и как выполнены мои распоряжения, может быть, ещё что-нибудь потребуется. Если сумеем, постараемся помочь. Да мне и поговорить с вами хочется…

— Я буду очень рад с вами вновь увидеться, но я не знаю, пустят ли меня. Ведь ваши солдаты и один офицер заняли казарму охраны, выставили на вышках посты и никого из госпиталя не выпускают. Нас полковник (как мы узнали его звание, для нас, между прочим, такое непривычное) отпустил к вам под честное слово, но он уехал, а как поступит охраняющий нас офицер, я не знаю.

— Ничего, сейчас устроим, — сказал Борис.

Он взял бланк со штампом своего госпиталя, которые в своё время ещё в Ленинграде заказал его предшественник, и написал:

«Товарищ полковник Скворцов! Прошу военврача Рудянского отпустить в госпиталь № 27 для решения некоторых вопросов, связанных с оказанием медпомощи обнаруженным вами раненым. Начальник госпиталя № 27 майор медицинской службы Алёшкин».

— Вот, товарищ Рудянский, отдайте эту записку начальнику охраны, я думаю, что до завтра он успеет получить разрешение от полковника, и тогда вас выпустят. Ну а если не получится, то я потом вас всё равно вызову. До свидания.

С этими словами Борис поднялся из-за стола, протянул ладонь и крепко пожал руки гостей.

* * *

На следующий день, вскоре после обеда Игнатьич доложил прилегшему отдохнуть Борису, что один из вчерашних врачей его опять спрашивает. В этот день дежурство в операционном блоке у Бориса начиналось с 24:00, и весь вечер был в его распоряжении. Он решил подольше побеседовать с Рудянским. Ещё вчера он успел рассказать замполиту Павловскому и своему помощнику Захарову, с кем свёл его случай, и что ему очень интересно узнать подробности о своём земляке. Рассказал он им и о том решении, которое принял, чтобы помочь бывшим военнопленным.

Потребовалось это для того, чтобы получить оправдание своим действиям перед товарищами по партячейке, ведь мы знаем, что в то время слово «военнопленный» являлось позорным, и связь с таким человеком считалась делом недостойным.

Кстати сказать, это были первые военнопленные, с которыми столкнулся Борис. За всё время наступления, начавшегося в январе 1944 г., ни одного военнопленного в госпитале не видели. Больше того, не видели даже ни одного их лагеря: немцы торопились их уничтожить, сжечь, а людей угнать на Запад. Тех же, кого угнать не успели, как потом выяснилось, они убивали. Между прочим, в пригородах Таллина был обнаружен огромный костёр, сложенный из брёвен и трупов военнопленных, который фашисты подожгли. Он не успел сгореть, и, как рассказывали Алёшкину работники санотдела армии, видевшие этот ужасный костёр, похоронной команде одной из дивизий пришлось его разбирать и хоронить трупы несколько дней. Тем удивительнее было, как фашисты позволили работать госпиталю для раненых военнопленных и не уничтожили его.

Встреча с Рудянским для выяснения целого ряда подробностей была одобрена и Павловским, и Захаровым. Борис приказал Игнатьичу организовать чай и какую-нибудь закуску и проводить гостя в комнату.

Когда Рудянский вошёл и, сняв пилотку, остановился около двери, Борис пригласил его к стоявшему посреди комнаты столу и, усадив на стул, предложил закурить. Тот с наслаждением закурил папиросу «Норд», взяв её из лежавшей на столе пачке.