Необыкновенное в обыкновенных овощах

Однажды крестьяне Нижней Шаранты, Вьенны, Верхней и Нижней Луары и других департаментов центральной и западной Франции были чрезвычайно удивлены и заинтригованы необычным событием. Как только на полях государственных хозяйств впервые зацвели кусты «земляного яблока», плантации нового клубнеплода были взяты под строгую охрану солдатами регулярной французской армии. Караульные наряды и патрули аккуратно сменялись только в течение дня. На ночь же охрану снимали. Факт охраны посевов озадачил сельских жителей.

— Видно, эти «чертовы яблоки» представляют для государства большую ценность. Не попробовать ли посадить новый клубнеплод у себя на огороде...

И вот по ночам, когда картофельные плантации не охранялись, крестьяне украдкой подкапывали кусты, выбирали самые крупные клубни и потом высаживали их на своих полях.

Передовой для своего времени человек, генеральный контролер финансов Тюрго достиг цели. Сначала крестьяне краденые клубни высаживали и собранный урожай с выгодой продавали тем же государственным хозяйствам. Потом сельские жители стали пробовать прежде ненавистные им «земляные яблоки», и они пришлись по вкусу. Так, в течение нескольких лет картофель распространился по всей Франции и занял после зерновых одно из ведущих мест в сельскохозяйственном производстве.

Вспоминая об этом, великий русский революционный демократ, публицист и писатель А. И. Герцен в своем романе «Былое и думы» отметил, что знаменитый Тюрго умело воспользовался психологией крестьянина-собственника, и это подействовало лучше прямых указов, посул о наградах и разных принудительных мер.

Картофельный бунт в России

В мае 1842 года среди удельных[1] крестьян Нечкинского приказа[2] Сарапульского уезда Вятской губернии вспыхнуло волнение, которое царские власти рассматривали как бунт.

Вскоре к «бунтарям» присоединились казенные (государственные) крестьяне Владимирской, Пермской, Оренбургской, Тобольской, Казанской и Саратовской губерний, а несколько позднее «бунт» охватил одиннадцать губерний Центральной России, Урала и Севера.

Внешним поводом для волнений послужил правительственный циркуляр, предписывающий: «...приступить к разведению картофеля во всех селениях, имеющих общественные запашки, отделив от оных на сей предмет некоторое пространство земли в каждом поле так, чтобы количество сбора картофеля выходило не более получетверти[3] или одной осьмой на душу... По тем же волостям и селениям, где нет общественной запашки, посадку картофеля делать при Волостном правлении хотя бы по одной десятине[4], отделенной от земли, принадлежащей обществу».

В циркуляре предлагалось каждой крестьянской семье отводить под посев картофеля по 30 квадратных саженей[5].

Предписывалось также и то, что собранный с общественных земель картофель подлежит «отдавать частью безденежно крестьянам на семена, с обязанностью непременно посадить оный, а частью продавать тем же крестьянам дешевой ценой с целью распространить между крестьянами различное употребление картофеля, которое во многих местах доныне неизвестно. Для поощрения крестьян к посеву картофеля назначать за успехи в разведении его награды». Было также разрешено свободное и без ограничений получение из картофеля спирта и вина. И все же этот приказ не вызвал у крестьян рвения к возделыванию картофеля. Наоборот, начались картофельные бунты.

Многие говорят, что в основе картофельных бунтов лежало якобы религиозное предубеждение крестьян против картофеля, как «чертова яблока» или «нечистого плода преисподней». Однако волнения государственных крестьян имели другую основу. Истинная причина волнений носила социальный характер. Государственные крестьяне, так же как и крестьяне помещиков, беднели и разорялись.

Насильственное введение посевов картофеля оказалось той каплей, которая переполнила чашу терпения крестьян, изнемогающих под непомерной тяжестью крепостного гнета, хотя формально они считались относительно свободными, поскольку являлись собственностью казны, а не помещика.

Крестьяне хорошо понимали, что принудительные посадки картофеля — это лишь одно из звеньев длинной цепи усиливающейся крепостной опеки царского правительства над государственной деревней. Они не без оснований опасались, что вслед за общественными запашками под картофель будут и они переданы в крепостные помещикам и их положение еще больше ухудшится. Не желая уступать свою мнимую свободу от крепостной зависимости, крестьяне полагали, что с помощью бунтов смогут отбиться и от уделов и от помещиков.

Грубые методы внедрения картофеля вызывали у крестьян недовольство и чувство протеста. Царское правительство и его чиновники на местах действовали не убеждением, а палкой и штыком.

Таким образом, картофельные бунты были протестом не против культуры картофеля, который они, как выяснилось впоследствии, выращивали и раньше, а против возрастающего податного гнета, против привычного для того времени метода внедрения новых культур штыком и палкой, против взяточничества чиновников.