Неодолимая любовь: Иранский романтический эпос

Однажды он выехал со своей свитой в степь. Начиналась весна, и весь мир в этот ранний утренний час сверкал словно китайская картина на шелку: тут и там над травой поднимали головки яркие тюльпаны, среди кустов заливались трелями соловьи, а лужайки так и переливались разными цветами, будто парча перламутровая. Красивый мальчик, прислужник Рамина, преподнес ему букет фиалок, и тут Рамину вспомнился день, когда он поклялся Вис в вечной любви. Вис сидела на шахском троне, вся сияя светом нежности, она протянула возлюбленному букетик фиалок и сказала: «Никогда не забывай!» И теперь, глядя на ароматные цветы, он проклял свою измену, содрогнулся от отвращения к самому себе, и день перед его глазами словно во тьму погрузился. На самом деле с небес по-прежнему светило солнце, но из глаз Рамина хлынули горькие слезы, пеленой от него Божий мир закрыли — это вернулась прежняя любовь к Вис.

Вдруг понял Рамин, что он один на чужбине, что нет у него здесь родной души, близких и друзей. И он заговорил, обращаясь к собственному сердцу, сетуя и укоряя его:

— О жалкое глупое сердце, как ты легкомысленно! Ты словно пьяный, не можешь отличить дурное от хорошего, лето от зимы, красоту от безобразия! Тебе все равно, цветник или солончак, шелковый ковер или жесткая земля под ногами… Вот и привело твое безрассудство к измене, жажда наслаждений обернулась попранием верности. А теперь ты в тоске! Не ты ли отреклось от Вис, толкнуло меня к забвению клятвы? Ты сулило возвести меня на неведомые высоты, а оказался я сброшенным в бездну безумия. Напрасно я повиновался только твоим приказам, ублажал тебя и потакал твоим прихотям, — ты завело меня в капкан, ты обмануло меня, ты мой недруг! Да, я получил по заслугам, ибо своей рукою сломал ветвь счастья, но как мне быть теперь, как жить на чужбине, одинокому и несчастному?

Пока Рамин так разговаривал сам с собой, тесть его Рафид незаметно подъехал к нему сзади и услышал все его сокрушенные речи. Он спросил:

— О светоч благородных, почему у тебя столь горестный вид? Чего тебе не хватает? Чем ты недоволен? Ведь ты молод, обладаешь высоким саном, а впереди у тебя — трон шахский. Не упрекай понапрасну судьбу, иначе пошлет она тебе то, на что ты притворно сетовал.

Но Рамин возразил ему:

— Тебе меня не понять! Ты живешь на родине, а я на чужбине, тебе в Гурабе каждый родич, а я средь вас чужак. Потому я и тоскую, что не надо мне богатства и роскоши на чужой стороне, для меня ключевая вода в краю родном — бальзам. И друг мой заветный там остался, а я тут томлюсь от одиночества — нет здесь у меня ни друга, ни возлюбленной, ни потомков. А ведь когда-то обладал я всем — и подруга у меня была, и отчий кров. Пускай мы ссорились, обижались друг на друга, тем слаще бывало потом примирение. Ведь в раскаянии и просьбах о прощении тоже заключено блаженство… Такова жизнь истинно влюбленных, к которым и я принадлежал в былые времена.

Конечно, Рафид, вернувшись с охоты во дворец, всё это выложил дочери. Он говорил ей:

— Я заглянул в душу Рамину: он вероломен по природе своей! Как ты ни старайся, будь хоть самой образцовой женой, он все равно останется ядовитой змеей, которую не приручишь. Он как дикое дерево — сколько не поливай розовой водой, оно принесет горькие плоды. Был бы он честным и верным, не предал бы Вис и Мубада, так что лучше тебе с ним не водиться, хоть ты и сочеталась с ним браком.

По обычаю, вечером все встретились на пиру. Рамин воссел на трон, светлоликая Голь — рядом с ним. Хороша она была, всех краше на том пиру: на лилейных ланитах румянец цвел словно тюльпаны, стрелы темных ресниц сердца поклонников поражали, один лишь Рамин не замечал ее пленительной красы, даже и не глядел на нее. Он был поглощен мыслями о Вис, сидел на престоле словно идол каменный, тогда как сердце его улетало в далекие дали, трепетало и стенало. При этом он полагал, что состояние его никому не приметно (а может быть, ему и дела не было до того, что люди подумают, что на челе его прочитают, таков уж уродился Рамин, он о других мало беспокоился). Так он сидел, размышляя про себя, вернуться ли ему в Мерв, кинуться в ноги Вис, или оставаться в Гурабе, пока вдруг не вскочил с места, не сказав присутствующим ни слова. Быстрым шагом направился он к дверям, вышел вон, вскочил на своего верного коня и опрометью понесся к городским воротам, а миновав их, пустился в сторону Мерва.

Ах, как упоителен восточный ветер! Он несет с собой благоухание цветников, терпкий запах благовоний, волнующий воображение, если же к нему примешалось еще и дыхание возлюбленной, то он становится слаще и живительней всех ароматов на свете. И Рамин, овеваемый дивными струями эфира, ехал по степи, предаваясь мечтам о Вис и уповая на свидание с нею. Тут и повстречался он с Азином, который спешил в Гураб с письмами Вис. Увидел Рамин знакомое лицо, и вся степь словно засияла перед ним.