Наконец немцы улетели. Все выскочили из убежища. Генерала продолжал мучить вопрос, что произошло со штабом, с офицерами штаба, связистами, с хозяйкой и ее девочками? Все ли живы? Скорее к ним. Пробежав метров двадцать, Родимцев увидел коня Буяна, на котором недавно катались дочки хозяйки. Конь, бедолага, лежа на боку, судорожно бил ногами, а из головы хлестала кровь. Рядом с ним распластался обгорелый коновод Леня Федорченко. В руках его запуталась уздечка: видимо, хотел освободить лошадь от привязи.
Адъютант взял руку коновода:
— Пульса нет. — Он снял дрожащей рукой фуражку. Та не удержалась, выпала из рук, покатилась по земле.
— Ты чего, возьми себя в руки, — одернул Родимцев.
Шевченко молча показывал взглядом за спину генерала. Родимцев обернулся. От дома шла хозяйка дома, бережно неся на руках всю в крови свою Варюху. Голос матери, хриплый и безумный, еще долго стоял в ушах генерала.
А вокруг все было изрыто бомбами. Казалось, на хуторе не осталось камня на камне. Из-за угла избы, отряхиваясь от пыли, вышел Самчук. Увидев Родимцева, поспешил навстречу. Вид у него был такой, будто он лично виноват в случившемся. Стараясь быть спокойным, доложил:
— Личный состав штаба, товарищ генерал, укрылся в щелях, точных данных о потерях нет. В здание штаба ни одной бомбы не попало.
— Отправьте мать в медсанбат, распорядитесь похоронить погибших. К вечеру оборудуйте командный пункт в селе Сенное. — Генерал обвел красным карандашом лес на карте.
Самчук отправился выполнять приказание, а Родимцев позвонил на коммутатор, обходным путем связался с комдивом Никитченко, голос которою был слышен еле-еле. С трудом Родимцев разобрал, что дивизия ведет ожесточенные бои с танковой дивизией СС «Викинг».
— Есть пленные, среди них офицер штаба дивизии, — сообщал Никитченко. — Магистраль им нужна Харьков — Полтава.
— Ты вот что, Никитченко, продержись чуток, а мы поможем.
Положив трубку, генерал приказал вызвать шофера. Подъехал «виллис». Шофер Нестеренко был не в духе: немцы основательно продырявили его машину.
— И надо же им было, товарищ генерал, в заднее сиденье угодить, — сокрушался он.
— Ничего, Андрей, — подбодрил его Родимцев, — главное, машина на ходу. А развалится — «попросим» у немцев другую, давай, жми на всю катушку.
Не проехали они и двухсот метров по Забродам, как на развилке широкой улицы заметили две легковые машины.
— Узнай чьи, — приказал адъютанту Родимцев.
Адъютант пошел к машинам, а Родимцев задумчиво оперся на крыло, закурил.
Вокруг открывалась печальная картина: стелющийся дым над пепелищем, изрытые металлом огороды, опаленные деревья. Сердце сжималось от боли, глядя на раны земли. И как бы дополняя суровый фронтовой пейзаж, шли последние подразделения гвардейской дивизии. Запыленные, забинтованные и утомленные боями солдаты были готовы к новым сражениям, чтобы отстоять эти полуразрушенные дома.
Неожиданно из-за груды кирпича появилась группа офицеров. Родимцев вышел из машины и глазам своим не поверил: перед ним стоял командующий соседним фронтом генерал-полковник Конев в сопровождении нескольких генералов. Родимцев терялся в догадках: каким путем и зачем прибыл сюда командующий Степным фронтом? Ведь его корпус входил в состав Воронежского фронта генерала Ватутина.
— Ротмистров и Жадов у вас? — спокойно спросил Конев.
— Да, они были, но несколько часов назад уехали.
— Тогда веди к себе в штаб.
Командующий сообщил, что танковая армия Катукова и гвардейская армия Жадова переходят в состав Степного фронта.
— Наша задача — приостановить наступление противника в Северном направлении, — как-то буднично и удивительно спокойно подытожил Конев. — Немецкое командование делает последнюю попытку удержать магистраль Харьков — Полтава, отвести свои войска из-под Харькова. Обстановка очень сложная, но уверен — скоро она изменится в нашу пользу. А как быстро это случится — зависит целиком от нас. Так что давай, Родимцев, вместе поднатужимся.
Проводив Конева, Родимцев решил оставить штаб на прежнем месте. И не зря. Из дивизий стали поступать донесения. 42-й полк 13-й гвардейской с ходу вступил в бой с противником. По докладам, картина там вырисовывалась не отрадная. На холмистой равнине, поросшей выгоревшим кустарником и бурой полынью, смешалось все: и немцы, и наши. Танки и артиллерия, изрыгающие огонь и дым, лезли друг на друга, жуткий грохот и вой катились по горбатой панораме долины.
Генерал слушал доклады комдивов, а сам мысленно находился там, на холмистых равнинах, поросших кустарником и бурой полынью.
С наблюдательного пункта разведчик майор Василенко докладывал, что 13-я дивизия ведет ожесточенный бой с сорока танками врага. Особенно в тяжелом положении оказался первый батальон. Вражеские танки прорвались на его фланги и открыли пушечный огонь в упор. Снаряды сыпались в расположение батальона не только со стороны фронта, но и с тыла.
Бойцы батальона держались стойко, хоть и несли большие потери.