Читаем Неодолимые полностью

— Не положено в военное время обсуждать приказ командира, — строго оборвала его девушка. — Насколько я знаю, ведь вы сейчас числитесь бойцом республиканской армии.

Вначале деду не очень пришелся по душе начальственный тон незнакомой сестры милосердия, но, услышав, что его назвали «бойцом», он даже приободрился.

— Камарада! Иди сюда.

Павлито бросился к крыльцу.

— Да не скочи ты, как бык перед матадором, — снова заворчал дед. — Не на корриду идешь, а в лечебное заведение, соблюдай тишину.

— Ладно, ладно, — закивал Павлито головой.

Наконец они очутились в госпитале.

Мигель лежал в коридоре у окна. Его кровать была отгорожена белой ширмой. Он спал. Не говоря ни слова, Франческа и Павлито просидели минут двадцать. Наконец Мигель зашевелился, захлопал ресницами, широко открыл глаза. Оторопело взглянул: сначала на Франческу, потом на Павлито. Ничего не понимая, снова зажмурил глаза и снова открыл.

— Я брежу или вижу сон.

— Да нет же, это я, твоя Франческа, — нагнулась к жениху девушка. — А рядом Павлито. Ты узнаешь нас?

Мигель расплылся в улыбке. Он хотел приподняться на локте, но, охнув, опустился на кровать.

— Лежи, лежи, — забеспокоилась Франческа.

— Проклятые раны, медленно заживают. Обидно даже: пришли друзья, а я не могу их обнять, и угостить нечем, — нахмурил брови Мигель.

— А ты не волнуйся, — успокоил Павлито парня, — мы все принесли.

Подмигнув Мигелю, Павлито достал из кармана небольшую фляжку с вином.

— А тебе можно? — насторожилась девушка. — Врачи разрешают?

— Конечно, даже рекомендуют, — бодро пошутил Мигель. — Но лучше, чтобы они не видели.

Они налили в походные стаканчики вино, выпили за победу.

<p>11</p>

В часть Павлито вернулся, когда бригада готовилась к напряженным боям. В этот же день Энрике Листер познакомил его с последним приказом командования.

Договорились, что оставшееся время перед началом боев они проведут в подразделениях.

— Да, едва не забыл, — остановил своего советника уже в дверях Энрике Листер. — Какая-то чертовщина получается у наших пулеметчиков. Жалуются, что словно кто-то заколдовал их «максимы» — бьют неприцельно.

— Не может быть, — вспыхнул Павлито. — «Максимы» — пулеметы отличные. Может, пулеметчики не умеют стрелять, а сваливают на «максим»?

— Ну-ну, не кипятись, — стал успокаивать его командир бригады. — Никто не думает снимать с вооружения твои любимые «максимы». Конечно, какая-то нелепость вышла. Вот ты и докажи, что это просто нелепость.

— Хорошо, проверю, — согласился Павлито.

И тут же, выйдя от Листера, он решил лично выяснить, что происходит с «максимами», почему они бьют неприцельно.

Придя в роту, попросил показать «больные» «максимы». Командир собственноручно выкатил пулемет, ткнул пальцем: «Например, вот этот». Павлито внимательно со всех сторон осмотрел его и нашел «максим» в полном порядке.

— Кто говорит, что они стреляют неприцельно? — спросил он. — Да ведь из этого пулемета стрелял Мигель.

— Ну вот, и вы не верите, а я видел, как они мажут. Каждый день ровно в двенадцать часов из окопов противника выходят два солдата-марокканца и маршируют во весь рост на глазах роты. Лучшие пулеметчики пытались снять нахалов, но ничего не получается.

Выслушав рассказ, Павлито решил дождаться двенадцати часов и самому убедиться в неуязвимости заколдованных мятежников. Действительно, как только на часах обе стрелки сравнялись с цифрой двенадцать, перед окопами противника показались две рослые фигуры. Солдаты беспечно прогуливались вдоль бруствера, словно вышли на свидание.

Павлито тотчас же хотел опробовать пулемет, но испанцы не разрешили, боясь, что стрельба вызовет огонь артиллерии мятежников. Сошлись на том, что установят «максим» в стороне, там, где нет людей. Так и сделали. Взяли пулемет и четыре ленты, заряженные боевыми патронами, залегли на возвышенности с таким расчетом, чтобы при артналете можно было надежно укрыться в ближайшем окопчике. Два марокканца продолжали свою прогулку. Установив прицел на цифре семь, Павлито стал ждать. Как только они подошли к прицельной точке, он выпустил короткую очередь. Пули должны были лечь точно по идущим фигурам, но солдаты как ни в чем не бывало продолжали идти своей дорогой. «Промазал, шайтан их возьми», — с досадой подумал Павлито. Еще точнее навел пулемет, прицелился, выпустил длинную очередь. Один марокканец, взмахнув руками, упал в окоп.

— Буэно! — похлопал его по плечу лежащий рядом испанец.

Долго думал Павлито о загадочных марокканцах, которых не берут пулеметные очереди, а объяснений не находил. Быть может, действительно что-то с пулеметом случилось? Может быть, пули долетали до бруствера окопа и, ударившись о камень или о сухой грунт, летели мимо мятежников? А вообще, зачем марокканцам потребовался такой риск? Засечь пулеметные точки? Но жертвовать для этого жизнью солдат? Нет, здесь что-то другое. Эту тайну следовало раскрыть во что бы то ни стало, иначе пойдет худая слава о нашем «максиме».

Перейти на страницу:

Все книги серии Новинки «Современника»

Похожие книги

Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное
100 рассказов о стыковке
100 рассказов о стыковке

Книга рассказывает о жизни и деятельности ее автора в космонавтике, о многих событиях, с которыми он, его товарищи и коллеги оказались связанными.В. С. Сыромятников — известный в мире конструктор механизмов и инженерных систем для космических аппаратов. Начал работать в КБ С. П. Королева, основоположника практической космонавтики, за полтора года до запуска первого спутника. Принимал активное участие во многих отечественных и международных проектах. Личный опыт и взаимодействие с главными героями описываемых событий, а также профессиональное знакомство с опубликованными и неопубликованными материалами дали ему возможность на документальной основе и в то же время нестандартно и эмоционально рассказать о развитии отечественной космонавтики и американской астронавтики с первых практических шагов до последнего времени.Часть 1 охватывает два первых десятилетия освоения космоса, от середины 50–х до 1975 года.Книга иллюстрирована фотографиями из коллекции автора и других частных коллекций.Для широких кругов читателей.

Владимир Сергеевич Сыромятников

Биографии и Мемуары