Неодолимые

Словно в ответ на его размышления, со стороны противника послышалась беспорядочная артиллерийская стрельба по позициям курсантов, в небе появились небольшие группы «юнкерсов».

«Это агония, — улыбнулся про себя комбриг, — злобу вымещают, но проверить их планы надо». Он вызвал к себе начальника разведки капитана Питерских и поручил ему «прощупать фрица, узнать, чем он дышит».

Артиллерийская пальба и налеты бомбардировщиков продолжались недолго. Вскоре в полосе действия бригады воцарилось зловещее затишье. А уже ночью разведчики доложили, что гитлеровцы производят спешные инженерные работы, подводят к переднему краю колючую проволоку, большое количество противотанковых и противопехотных мин.

Сомневаться не приходилось — враг переходит к обороне. А это значит, бригада Родимцева выполнила свою задачу, остановила гитлеровцев у самого Киева.

Дорогой ценой досталась победа. Бойцы были измучены беспрерывными боями, бессонницей, батальон понес большие потери. Десантники заслужили передышку. Но по-иному решил комбриг Родимцев, когда узнал, что немцы спешно закапываются в землю, готовясь к обороне. «Атака, только атака, ее внезапность должна ошеломить гитлеровцев», — приказав разработать план операции, объяснял он начальнику штаба и комиссару. И они поняли командира. Необходимо было помешать врагу возвести оборонительные редуты, не дать ему отдышаться. Ведь фашисты сейчас и подумать не могут, что после таких тяжелых, изматывающих оборонительных боев десантники решатся наступать.

И они пошли в атаку. Пошли уже на следующий день. Комбриг в трудной ситуации принял единственно правильное решение. Стремительный удар десантников обескуражил врага, обратил его в паническое бегство. Десантники Родимцева наступали в августе сорок первого!

По пятьсот, шестьсот метров в день, но шли, шли вперед! Июнь, июль, август сорок первого!

5

Напористость и непреклонность десантников заставили гитлеровцев умерить свой наступательный пыл. На участке бригады установилось короткое затишье. Противоборствующие стороны готовились к новым схваткам: оборудовали дополнительные огневые позиции, пополняли боеприпасы, принимали пополнение, ремонтировали технику. После непрерывных разрывов бомб и воя артиллерийских снарядов, треска пулеметных очередей и уханья минометов небольшое украинское село, где разместился штаб бригады, показалось шикарным санаторием. Раскидистая зелень буйных садов, в которых, словно хохлатки на гнездах, белели аккуратные хатки-мазанки, источала дурманящие настои спелых яблок, свежескошенного потравья, сушеного тютюнника и других запахов рачительного села.

Совсем рядом гремела коваными сапогами фашистских солдат страшная война, на полях горели подбитые танки, орудия, пулеметы, на жниве чернели трупы, а сюда, казалось, кровавая бойня и не собиралась заглядывать. По вечерам в подойнике звенело парное молоко возвращавшихся с пастбища коров, беспечно блея и толкаясь, торопились в сараи овцы, переваливаясь с бока на бок и сердито шипя, шеренгами двигались тяжелые гусыни. Да и крестьяне вели себя спокойно, радушно. Говорливые хозяйки наперебой зазывали к себе в гости, потчевали горячим борщом с чесноком, похвалялись домашним сальцем, малосольными огурчиками, сметанкой, правда не забывая за разговорами справиться о том, когда погонят супостата. А что могли бойцы ответить на этот вопрос? Они и сами ничего не знали. Говорили уклончиво, давая понять бабкам, что, мол, тайна здесь военная и обязаны молчать. А вот что касалось деревенской работы, то тут уж солдаты отводили душу. Их не надо было упрашивать покосить траву, приглянуть за скотиной, поправить крышу, слазить в погреб, наладить плетень. Работа кипела. И только черные ракушки громкоговорителей напоминали, что враг рядом, что фашистская свора прет по украинской земле.

Ее силу десантники уже испытали на себе. И в короткое затишье Родимцев ни на минуту не забывал об этом. Возвращаясь из подразделений к себе в штаб, он не замечал ни душистых садов, ни белизны мазанок, ни сельских колодцев, ни прогибающихся под тяжестью сочных яблок веток. А они манили к себе яркими красками осени.

— Ох и яблочки, прямо напоказ, — отвлек от тяжелых дум комбрига шофер Миша Косолапов.

На просьбу шофера притормозить — попросить на дорогу яблок — полковник вначале отнекивался, ссылаясь на занятость, а затем сдался. Приказал остановить у ближайшей хаты машину, дал денег, попросил купить яблок и вишен. Миша не заставил себя долго ждать. Проворно выпрыгнул из «эмки», захватил лежавший на заднем сиденье вещмешок и, посвистывая, вошел в сад. Родимцев достал пачку «Казбека», вытащил папиросу, постучал обратным концом по коробке, прижал двумя пальцами конец бумажного мундштука, с наслаждением затянулся, ожидая возвращения Миши. Но, к его удивлению, тот, не успев еще зайти в хату, уже возвращался к машине. Был он чем-то рассержен. Тяжело плюхнулся на сиденье, молча возвратил деньги, рывком, что с ним никогда не бывало, тронул «эмку».

— Ты чего, белены, что ли, в саду объелся? — стараясь понять поведение Миши, спросил полковник.