Неодолимые

— Не до жиру, быть бы живу, — угрюмо бросил коренастый сержант.

— Ты, Иван, не сумлевайся, жиру у тебя не будет, — продолжая рыть окопчик, степенно заметил ему пожилой боец, которого уважительно величали Федот Евграфиевич, самый старший, прошедший Халхин-Гол, имевший на своем счету около пятидесяти прыжков с парашютом.

— Нет, ребята, жрать-то все же хочется, — не сдавался сержант.

— И пожрешь, и жив будешь, — напутствовал его Федот. — Ты только не торопись, поспешность, она только при ловле блох нужна. А здесь не блохи — саранча…

До седьмого пота трудились десантники. К утру командиры доложили о выполнении приказа. Задерганный многочисленными заботами, немыслимыми физическими испытаниями, комбриг, получив последнее донесение о готовности бригады к бою, прилег отдохнуть. Но не прошло и пяти минут, как дежурный телефонист разбудил его. Докладывал командир батальона капитан Пастушенко. Он сообщал, что к нему пришли местные крестьяне и утверждают, что немцы захватили соседнее село Алтыновку.

— Ты документы проверил? — устало спросил комбриг.

— У кого?

— Ну, не у немцев, которые в Алтыновке.

— Проверил, товарищ полковник. У обоих партийные билеты при себе.

— Добро! Только не паникуй!

Не успел полковник положить трубку, как на пороге, тяжело отдуваясь, появился его адъютант.

— Пленных разведчики приволокли, — не по-уставному доложил он.

— Где? — в тяжелом предчувствии спросил комбриг.

— В Озаринке.

— Шайтан побери.

— Не понял, товарищ полковник, — растерялся молодой адъютант.

— Доставить пленных.

Отдав команду, комбриг задумался над создавшимся положением. Если адъютант говорит верно, то это значит, что немцы уже на северном берегу Сейма.

Перепуганные, в разорванных комбинезонах гитлеровцы боязливо вошли в хату, подталкиваемые сзади рослым разведчиком в маскхалате. И только длинный, как жердь, офицер напыщенно хлопал белесыми ресницами.

— Переводчику остаться, остальные свободны.

Когда все удалились и комбриг с молодым переводчиком остались вдвоем с тремя завоевателями, те даже растерялись. Они ждали худшего.

— Спроси имя, фамилию, номер части, задание, — обратился полковник к переводчику.

И не успел молодой офицер перевести вопрос пленным, как фашистский офицер, выпучив грудь вперед, затараторил:

— Это первое настоящее сопротивление, которое оказали нам русские. Мы прошли Европу, пол-России и только здесь произошла непредвиденная осечка.

— Придурок стоеросовый, да ты еще не знаешь, как защищает родину русский солдат. Скоро покажем… Тогда увидишь, и не только на Сейме, на всех наших реках, больших и малых, в каждом селе, в каждом городе, на каждой пяди земли…

Комбриг обернулся к переводчику:

— Переведи дословно и повтори вопрос: фамилия, номер части, цель…

Пожалуй, переводчику и не надо было переводить слова комбрига. По испуганным глазам пленного офицера было ясно, что он хорошо понял, что перед ним сидит человек, с которым шутки плохи, что он и допрашивать, видно, умеет, но еще лучше, судя по всему, драться. Когда переводчик повторил вопрос, пленный офицер перестал ломаться. Он сообщил, что его дивизия находится в составе моторизованного корпуса, которому приказано выступать на Конотоп. Конечная задача корпуса — замкнуть окружение советских войск под Киевом. И, словно забывшись, фашист снова запел свою песню:

— О, мы прошли тысячи километров. Мы имели много успеха. Вы понимаете, что на войне действуют свои законы. Но нас в Озаричах встретили не по законам войны, — и он указал на одного из солдат с опухшим, посиневшим носом.

— Кто брал? — спросил полковник переводчика.

— Красноармеец Козлов, — четко ответил тот.

— Вызвать!

Двухметрового роста, русоволосый, виновато моргая голубыми глазами, Козлов предстал перед полковником.

— Ты что же это волю рукам даешь? — без злобы спросил комбриг.

— Да я ни при чем, товарищ полковник. Бычка молоденького на ферме словить этот обормот хотел. Гонялся, гонялся, а тому надоело, он его и боднул сгоряча, — начал хитрить разведчик.

— Корриду, говоришь, немец устроил на ферме, — лукаво улыбнулся Родимцев. — Видывал я ее в Мадриде, как быки матадоров на рога подымали. А что же этот обормот от тебя шарахается, как от того бычка?

Разведчик развел руками:

— Душа не вынесла, товарищ полковник.

— Хватит, иди к ляду, — приказал Родимцев и непонятно, то ли осуждая, то ли подбадривая разведчика, добавил: — Ты особенно не балуй, ишь, лапищи отрастил.

— Слушаюсь, товарищ полковник, — лихо козырнул Козлов.

Пленные, у которых оказалась карта боевых действий, дали сведения, нужные не только для десантников, но и для всей армии.

Родимцев был доволен. Отпустив переводчика и пленных, он вызвал шифровальщика, приказал ему быстро оформить разведданные и передать в вышестоящий штаб.