Неодолимые

Чем мог помочь батальону комбриг? Все, что оставалось у него в резерве, в том числе и танковую роту, он уже бросил в бой. Понимал, что силы неравны. На участке прорыва гитлеровцы имели десятикратное преимущество.

— Товарищ полковник, у комбата тяжелое ранение в живот, — услышал Родимцев всплакнувшую санитарку.

— Вы свободны, — сурово ответил полковник. И обратился к адъютанту: — Накормите, успокойте.

Целый день держался батальон. Свой последний резерв — взвод охраны полковник отдал обороняющимся, сам оставшись со штабом «гол как сокол». Но сдержать фашистов десантники не смогли. Слишком неравны были силы.

С наступлением сумерек наша оборона на этом участке была окончательно смята и враг беспрепятственно, расширяя прорыв, двинулся на Конотоп. Теперь они наступали и с фронта, и с тыла.

— Через несколько минут они будут здесь, — высказал предположение комиссар. И не успел он закончить фразу, как раздался пронзительный голос часового:

— Танки!

Устрашающе лязгая перепачканными в глине гусеницами, фашистские танки, беспрестанно стреляя, надвигались на КП бригады. Штаб, застигнутый врасплох, оказался в западне. Комбриг вместе с комиссаром и дежурным телефонистом плотнее прижались ко дну пахнувшего сырой землей узкого окопчика. В ближайшем укрытии затаились другие командиры. Передний танк отделился от группы и медленно вполз на покинутый несколько минут назад блиндаж связистов. Бронированная громадина, въехав на перекрытие, стала медленно кружиться на месте. Наконец, закончив пляску и решив, что все живое под ним сгинуло, танк двинулся дальше, лениво постреливая на ходу из орудия. Как только бронированные машины скрылись за перелеском, комбриг, комиссар и адъютант стали осторожно отходить к берегу Сейма, намереваясь вдоль берега пробиться в батальон Наумова.

По пути им попадались отходящие группы четвертого батальона, другие подразделения. Отстреливаясь, обливаясь кровью, отходили бойцы, уступая натиску врага, имевшего десятикратное превосходство. Стонали раненые, санитары не в силах были всем помочь. Надо было выиграть время, перегруппироваться, наладить четкое управление бригады — только эта мысль сейчас владела комбригом. Попытаться осуществить ее можно только с КП батальона Наумова. До батальона оставалось совсем немного, когда неожиданно наскочили на стремительно вынырнувший из-за пригорка фашистский танк. Комбриг, комиссар и еще несколько десантников залегли прямо на краю болота. Тяжелая махина, самоуверенно двигавшаяся по заболоченному перелеску, вдруг плюхнулась в трясину. Грязная башня незадачливого завоевателя воровато стала вращаться, как будто гитлеровцы этим собирались напугать притаившихся десантников.

— Без команды не стрелять, — приказал Родимцев.

Наконец башня остановилась, лязгнул затвор открываемого люка и из чрева попавшейся в ловушку бронированной машины показалась голова в шлеме. Раздался короткий выстрел, и голова медленно поползла обратно. И не успели гитлеровцы захлопнуть люк, как кто-то метко метнул внутрь танка гранату. На болоте вспыхнул огромный чадящий костер. Лишь когда из-за рваных бегущих туч осторожно выглянула золотолобая луна, Родимцев и его попутчики добрались до командного пункта капитана Наумова.

8

Часы показывали полночь. Комбриг сидел с комиссаром в промозглой землянке и они искали ответа на вопрос, как спасти бригаду. В дальнем уголке, примостившись на коротких полатях, похрапывал комбат, получивший от комбрига разрешение на три часа отдыха. Воцарившаяся тишина действовала гнетуще. Даже немцы, обычно для острастки постреливающие по ночам из пулеметов да развешивающие ракетные фонари, угомонились. В узкий просвет входа в землянку заглядывала любопытная луна. Положение бригады было критическим. Связь оборвалась. Обстановка не ясна. Оставаться на месте — окончательно погубить бригаду. Уйти на новые, выгодные рубежи — значит нарушить приказ. А откуда его можно получить? Надо принимать решение на свой страх и риск. Катастрофически быстро таяла ночь, ночь, которая могла бы спасти десантников, если командир примет правильное решение.

— Думай, командир, — прервал молчание комиссар, — в тылу врага бригада. Это — к чему мы готовились в мирное время, это наша, так сказать, профессия.

«Как же поступить?» Комбриг продолжал молчать. Оборона рубежей в таких условиях уже не имела первоначального значения. В блиндаж вошел начальник штаба Борисов. Присел рядом.

— Надо воспользоваться ночью, вывести бригаду из ловушки, — не унимался комиссар. — Завтрашнее утро может нам в противном случае подписать смертный приговор.

— Без приказа уйти — самим себе подписать смертный приговор, нас расстреляют, — возразил начальник штаба.

«Оба правы, — рассуждал Родимцев. — Но если действовать по плану комиссара, рискуем только мы трое, если все соблюдать, как говорит начальник штаба, — значит погубить всю бригаду».

Не привык Родимцев отступать, да еще без приказа, но сейчас чувствовал, что сделать это надо.

— Так что решил, комбриг? — торопил Чернышев.