Неодолимые

Командиру корпуса не в чем было упрекнуть своих подчиненных. Даже в том, что они были вынуждены отступить, попали в окружение. Опытный десантник, сам совершивший свыше трехсот прыжков, побывавший в разных сложных переделках, Затевахин знал цену выдержки, мужества, воинской смекалки. Он мог положиться на своих комбригов. И жесткий, непреклонный «испанец» Родимцев, и смекалистый Жолудев, участник боев на озере Хасан и финской кампании, и еще совсем молодой командир майор Шафаренко выполнят свой долг до конца.

Затевахин понимал, что должен был бы сейчас предоставить бойцам отдых, накормить их, подсушить, оказать посильную помощь раненым в нормальных условиях, но сделать этого комкор не мог. Вздохнув, он отдал приказ о выходе корпуса из окружения. По замыслу командира, возглавить колонну должны были менее потрепанные в боях десантники Шафаренко, за ними следовала 212-я бригада и замыкала 5-я.

Невеселые возвращались с совещания комиссар Чернышев и комбриг Родимцев. Шли молча, каждый по-своему думая об одном и том же — о завтрашнем марше. Вот уже несколько дней бригада практически без отдыха кружит на одном месте, петляя по хорошо изученной дороге, дороге, где, кажется, близкими, знакомыми стали каждое деревце, каждое болотце, каждый овраг, каждая балка, каждая деревушка с сиротливыми избенками. Десантники движутся без паники, без стонов, без малодушничества и отчаяния, отражая яростные атаки врага и отступая. Отбивая населенные пункты и снова оставляя их. По нескольку раз села переходят из рук в руки. В последнее время стало трудно определять, кто в данный момент владеет тем или иным населенным пунктом. Старший по возрасту комиссар Чернышев заметно осунулся за последние дни, глаза впали, резче обозначились скулы. Вот и сейчас шагает он тяжело, хрипло дышит. Но не только физическая усталость угнетает комиссара. Он устал видеть страдания мирного населения и отводить взор, когда старики, осуждающе глядя ему в глаза, повторяют один и тот же вопрос: «Сколько же будем отступать?» Десантники, молодые бойцы — народ выдержанный, дисциплинированный, — опаленные первыми боями, тоже нуждались в добром слове. Правда, никаких панических разговоров, заунывных дискуссий в бригаде не отмечалось. Но все чаще и чаще бойцы размышляли о сроках перехода в наступление.

— Да, тяжеловата будет наша прогулка, — прервал свои думы комиссар. — С почетным караулом провожать будут. В Казацком — немцы. В Нечаевке — немцы. На всем пути следования фашисты.

— Будем надеяться на фрицевскую пунктуальность и аккуратность, — невесело откликнулся комбриг. — Они по расписанию ночью спят. А нам негоже быть невоспитанными. Спят и хорошо, будить не надо.

Около десяти вечера были уже у себя. Короткое совещание с комбатами, с командирами других служб. Приказ командира бригады звучит четко, ясно, требовательно — в три часа ночи выступаем. Бригаде выделены дополнительные грузовики. На них необходимо проскочить ночью между Казацким и Нечаевкой.

— Командирам, всему личному составу на вопросы немецких патрулей не отвечать, — чеканил слова комбриг. — Если будут препятствовать движению, убрать бесшумно, холодным оружием. Вопросы есть?

Вопросов ни у кого не оказалось, и командиры молча разошлись по своим подразделениям готовить бойцов к походу.

12

В расчетное время корпусная колонна двинулась в путь. Вслед за головным отрядом 6-й бригады шли тылы, штаб, а затем и другие подразделения. Машины двигались с потушенными фарами. Десантники сидели притихшие, настороженные, в любую минуту готовые вступить в смертельную схватку. Первый населенный пункт прошли спокойно. Настороженное село спало. Возле хат темными громадами возвышались бронетранспортеры, грузовики, мотоциклы. Продрогшие, одинокие патрули жались под навесом. При въезде в деревню стоял, весь съежившись, немецкий постовой, его лицо было едва видно под капюшоном прорезиненной накидки. Судя по всему, ему было одиноко и страшно. И когда постовой, не подозревавший такой дерзости от десантников, услышал рычание моторов, увидел силуэты походных кухонь, орудий, он даже приободрился. Гитлеровец принял колонну советских войск за свою. В приливе радостных чувств он даже помахал рукой, одобрительно что-то прокричал. Когда село миновали, у всех на душе стало веселее, появилась уверенность в успехе.