— А если бы первая же пуля вот тебя, например, Кирин, поцеловала в лоб или тебя, Исаков, шлепнула, кто бы батальонами командовал, кто бойцов в бой повел, кто за их жизни отвечать стал? «Ура» кричать мало, надо командовать учиться. Вон видели, сколько сейчас в братскую могилу ребят положили? А вы думаете, что немец со страху в штаны наложил и теперь к вам носа не сунет? Ошибаетесь, сегодня были цветочки, самое страшное впереди. Так что воевать надо учиться.
Выговорившись, уже более добродушно обратился к Долгову:
— А за храбрость, за удаль спасибо. По-моему, ребята твои по чарке заслужили.
— Да, мы тоже так считаем, — повеселели командиры.
— Вопросы есть? — стал прощаться полковник.
— Есть. Вот вы нас ругали, а сами через несколько часов после боя в самое пекло, на Мамаев курган прибыли… — Под дружный смех обратился к комдиву Кирин.
— А мне полагается, — парировал полковник. — Высота большая, отсюда всю дивизию видно, да не только дивизию, всю армию. Так что держитесь, к вам еще и командарм прикатит. — И не успел он закончить фразу, как увидел, что почти все бойцы повернулись к скату высоты, по которому карабкались три фигурки.
— Никак, уже идет, командарм-то, — в нерешительности пробасил усатый боец.
— Да нет, Чуйков повыше будет, да и форма у этого какая-то не генеральская.
Пока судили-рядили, фигурки карабкавшихся выползли на бугор, и остроглазый Исаков радостно закричал:
— Да это Самчук, ей-богу, Самчук.
Исаков оказался прав. Через несколько минут Самчук оказался в объятиях друзей. Когда восторги поостыли, Родимцев, показывая на палку, на которую, сильно хромая, опирался Самчук, спросил:
— Ты что же, этой клюкой собираешься фрица наяривать? И вообще, как ты здесь оказался, почему не в госпитале?
И Самчук, не скрывая, рассказал, как сбежал из санитарного поезда, как не выполнил предписание отдела кадров явиться в другую часть, как верный адъютант привез в Саратов обмундирование, а затем, минуя посты, они пробрались в Сталинград.
— Да ты же и его, адъютанта, и себя, и меня под трибунал подведешь, — не то осуждая, не то одобряя, спокойно ответил Родимцев.
— Живы будем — не помрем. Разрешите, товарищ полковник, принять родной полк?
— Принимай, не без работы же тебе здесь быть, если приехал, а завтра ко мне в штаб, будем искать твои документы, с кадровиками утрясать.
Так Самчук после ранения вернулся в дивизию.
10
За полночь Родимцев вернулся в штаб дивизии. Хотя он был доволен итогами дня, но хорошо понимал, что временные неудачи на отдельных участках только подхлеснут гитлеровцев, заставят предпринять все возможное, чтобы вернуть утраченные позиции. Впрочем, положение дивизии, только-только зацепившейся за волжский кусочек берега, оставалось чрезвычайно тяжелым. В окружении оказался полк Елина, большие потери при взятии Мамаева кургана понес полк Долгова, в центральных и заводских районах завязли подразделения полка Панихина. Единственный резерв дивизии — саперный батальон. Нет артиллерийской поддержки. Авиация при таком близком соприкосновении лишена возможности эффективно помочь гвардейцам. Конечно, фашистское командование понимает — сбрось они в Волгу дивизию Родимцева, и город в их руках, выход к мощной водной артерии открыт. Начальник штаба доложил последние разведданные. Гитлеровцы сосредоточили на узком участке две дивизии, около ста танков, в их распоряжении самолеты, артиллерия.
Разговор с начальником штаба прервал телефонный звонок. Вызывал командующий армией Чуйков.
— Родимцев, завтра с утра поможем. И в первую очередь Федосееву.
— Спасибо, товарищ генерал. Еще у Долгова большие потери.
— Я сказал — поможем завтра. Все. — И он положил трубку.
— Да уж, конечно, как не беспокоиться. Тоже небось нелегко: голову прикроет — ноги голые, ноги прикроет — голова наружу. Ну, ничего, потерпим, не всегда же нам так бедствовать.
Комдив взглянул на часы. Стрелка показывала второй час ночи.
— Ложись, Тихон Владимирович. Давай хоть полчасика вздремнем, а то ведь наверняка гады спозаранку попрут.