Неодолимые

— Поживем — увидим, — спокойно ответил Родимцев, — но я сомневаюсь, чтобы немцы отказались от своего намерения. Поэтому приказываю не медля ни минуты организовать по всей полосе обороны дивизии тщательную разведку, все противотанковые средства и пушки дивизионной артиллерии установить на прямую наводку.

Подошли начальник штаба дивизии Бельский и начальник политотдела Вавилов. Как всегда веселые, жизнерадостные, они хотели поделиться с Родимцевым своими впечатлениями о прошедшем бое. Со дня окончания Сталинградского сражения Родимцев не видел боевых друзей и сейчас был безмерно рад этой короткой встрече.

— После Сталинграда не те стали фрицы, — улыбался Бельский, — да и тактика у них изменилась. Сейчас поменялись ролями: они обороняются, а мы наступаем.

— Видел сам, — поддержал его Михаил Михайлович, — как наша САУ из засады за две минуты подбила два добротных фашистских танка.

— Как же ты определил, что это САУ-сто пятьдесят два? — улыбаясь, спросил Родимцев.

— Очень просто. Когда она стреляла, бойцы хлопали в ладошки и приговаривали: «Так им, подлым душонкам, пусть горят. Ай да савушка! Молодец!» Когда я спросил у них, что такое савушка, один из танкистов эдак ехидно меня пригвоздил: «Вот пехота, не знает, что такое савушка. Это мы так прозвали самоходно-артиллерийскую установку».

Родимцев не мог удержать улыбки, и все дружно расхохотались. Смеялись от души, задорно, забыв на мгновенье о тяжких, еще не остывших боях, о рычащих перед окопами «тиграх», «фердинандах», «пантерах». А ведь несколько часов назад всем, от рядового до генерала, было не до смеха, тогда еще не знали, «чья возьмет».

Родимцев подробно расспрашивал о прошедшем бое, справлялся о каждом батальоне, о людях, которых он лично знал с первых дней войны. И комдив, и начальник штаба, и комиссар подробно ему рассказывали. Особенно детально они описывали действия гвардейцев батальона капитана Мощенко, на позиции которого одновременно пошло двадцать пять бронированных танков.

— Не сдрейфили ребята?

— Да нет, молодцы, все только уставы и нормы нарушали.

— Это почему же?

— Фрицы заставляли.

Оказывается, когда танковая армада двинулась на позиции, бронебойщик Максимов, в нарушение всех норм, подпустил врага на несколько десятков метров. До боли сжимал тяжелый приклад ружья бронебойки, выбирая подходящий момент, и когда почувствовал смрадное дыхание ползущей машины, аккуратно нажал на курок. Выстрела Максимов не расслышал, а только увидел, как, словно наткнувшись на непредвиденную преграду, танк остановился. Увидел он и то, что второй «тигр» отвернул в сторону и стал обходить его с фланга. Деловито, словно перетаскивая бревно, Максимов развернулся с ружьем и стал поджидать, когда тот подставит бок. И дождался: метким выстрелом остановил вторую машину. Остальные развернулись и пошли на соседний участок, туда, где оборону держали гвардейцы лейтенанта Самохина.

«Теперь можно и передохнуть, — решил бронебойщик. — А тех Самохин наверняка хлопнет». Максимов представил себе, как не по возрасту серьезный лейтенант привычно поправит каску, расстегнет воротничок гимнастерки, хитровато прищурит голубые глаза и… Вскоре со стороны лейтенанта послышались приглушенные хлопки. «Раз, два, три… — сосчитал Максимов хлопки бронебойки и количество «тигров», что так и не смогли дойти до лейтенанта.

— Так кто же больше отличился? — спросил Родимцев.

— Да все отличились, — вместо комиссара ответил комдив Бакланов. — Это мы для примера двоих назвали. А вообще-то все долбили немца прилично.

По докладам командиров, дивизия за один день вывела из строя шестнадцать танков, около тысячи фашистских бандитов.

— Ну, молодцы, порадовали, — подытожил короткую встречу Родимцев. — Но не зазнавайтесь, дел впереди еще с три короба.

В штаб корпуса Родимцев вернулся поздно вечером. Пока он отсутствовал, дел накопилось предостаточно: телефонограммы, боевые распоряжения, донесения разведки. Звонили из дивизий, из штаба армии. Пересиливая наваливающийся сон, слушал генерал последние сообщения и уже прикидывал в голове, как воевать завтра. Он был уверен, что немцы не смирятся с поражением и снова полезут напролом. Ведь у фашистских генералов отборные танковые части, и хотя за последние трое суток корпус с боями продвинулся на два с лишним километра, обстановка была крайне неясная и запутанная. Из одной дивизии докладывали, что захватили господствующую высоту, а из другой сообщали, что вражеские танки вышли на наши тылы. Генерал чувствовал, что боевые действия велись неорганизованно и носили очаговый характер. Беспокоило генерала и то, что его дивизии неточно выполняют приказы. Всем им необходимо было держать железную оборону, а они то и дело переходили в контрнаступления.

И когда рано утром в штабе появился командующий армией Жадов, Родимцев понял, что это неспроста.

— Наступление, значит? — строго посматривая из-под кустистых бровей спросил командарм.