Неоконченная симфония Дарвина: Как культура формировала человеческий разум

Гораздо больший интерес в этом отношении представляют слоны, поскольку, к восторженному изумлению тысяч доверчивых туристов, они регулярно вполне реалистично изображают деревья, цветы и даже своих сородичей на зрелищных шоу в нескольких таиландских заповедниках-приютах (илл. 11). Картины, которые слон иногда даже подписывает своим именем, распродаются влет. Но все совсем не так, как кажется. Кисточку в хобот слону вкладывает дрессировщик, который затем незаметно направляет движения, осторожно потягивая слона за уши. Слона натаскали, обучив подносить кисточку к бумаге и вести в направлении того уха, за которое тянут{1344}. Нельзя не отдать должное по меньшей мере великолепной работе дрессировщиков{1345} и не восхититься тем, как уверенно и ловко управляют хоботом их подопечные. И все же мы имеем дело с цирковым трюком, который не разгадывают только потому, что дрессировщик благоразумно скрывается за слоном. Тем не менее туристы – даже те, кому удается заподозрить подвох, – уезжают домой довольные, ведь никто не посмеет утверждать, что «бесценное произведение» нарисовано не слоном{1346}.

Илл. 11. «Слоны-живописцы» становятся в последнее время одним из самых популярных развлечений для туристов в Таиланде. На глазах восхищенной публики они регулярно создают реалистичные изображения деревьев, цветов и своих сородичей. Однако в действительности это не более чем шоу и цирковой трюк для посетителей. Публикуется с разрешения Филиппа Югена / Philippe Huguen / AFP / Getty Images

Изобразительное искусство – исключительно наша, человеческая, прерогатива. Однако то, что слоны, пусть и под чутким руководством, способны рисовать картины, все же не может не восхищать, поскольку это означает, что в результате обучения у них в мозге тоже выстраиваются кросс-модальные нейронные связи, переводящие информацию от органов осязания в соответствующие моторные реакции. Слоны-живописцы решают свою собственную задачу соответствия. И, возможно, не случайно индийский слон из Южной Кореи по кличке Кошик недавно продемонстрировал талант к вокальному подражанию, включая имитацию человеческой речи{1347}, а индийская слониха Хэппи из зоопарка Бронкса в Нью-Йорке узнает себя в зеркале{1348}. Эти способности почти наверняка взаимосвязаны. Как и скульптура, рисование (а также узнавание себя в зеркале) предъявляет определенные требования к контурам мозга, участвующим в имитации{1349}.

Крупный мозг обеспечивает нам безупречное владение не только руками и ногами, но также губами, языком и голосовыми связками, наделяя наш вид вокальными способностями, позволяющими и говорить, и петь{1350}. Если бы не увеличение коры, представители нашего вида не могли бы ни создавать произведения искусства, ни восхищаться ими вслух. Ключевую роль в возникновении искусства, вне всякого сомнения, сыграла эволюция языка, поскольку искусство насыщено символизмом. Как говорилось в восьмой главе, абстрактно-символическое мышление считается одним из главных свойств человеческой когнитивной деятельности. Использование произвольных символов позволяет человеку отображать в сознании и передавать по различным каналам широкий спектр идей и понятий. Естественный отбор выработал у нашего разума способность оперировать символами и мыслить абстрактно при использовании устной речи, но эта же приверженность символизму проявляется у нас и в многочисленных областях художественной культуры.

Одна из таких областей – архитектура. В шедевре Виктора Гюго «Собор Парижской Богоматери» (Notre-Dame de Paris, 1831) есть замечательная глава «Вот это убьет то». Загадочная фраза окажется репликой злодея-архидьякона Фролло, негодующего по поводу изобретения печатного станка. В словах Фролло отражен страх церкви перед крепнущей новой силой – книгопечатанием, которая грозит сбросить свою предшественницу с пьедестала. Но боится архидьякон не столько того, что люди начнут обращаться за знаниями и наставлениями к книгам, а не к служителям церкви, сколько того, что великолепие готической архитектуры собора, и без того ветшающего, утратит свою власть и символическое значение. Фролло гнетет предчувствие, что «человеческое мышление, изменив форму, изменит со временем и средства ее выражения; что господствующая идея каждого поколения будет начертана уже иным способом, на ином материале; что столь прочная и долговечная каменная книга уступит место еще более прочной и долговечной книге – бумажной»{1351}.

Современный читатель сочтет эти страхи надуманными. Однако в дописьменном мире институты власти в буквальном смысле высекали свое слово в камне. Величие, богатство и красота произведений архитектуры – от пирамид до базилики Святого Петра в Риме или Версальского дворца – исполнены символизма богоданности и незыблемости.