Охваченные взволнованным предвкушением, мы провели статистический анализ, выискивая закономерности в собранных Саймоном данных{469}
. Результаты вселяли надежду. Большая встречаемость инноваций в поведении взрослых особей по сравнению с молодняком, выявленная в ходе наших экспериментов с игрунковыми, подтверждалась по всей базе данных. В полном соответствии с нашей гипотезой (выведенной на основании экспериментов с рыбами), что матерью если не всех, то множества изобретений у животных выступает нужда, Саймон обнаружил у приматов больше заявленных случаев новаторства, демонстрируемого низкоранговыми особями, и меньше высокоранговыми – в сравнении с предполагаемой встречаемостью, прогнозируемой на основании количества тех и других в популяциях. У доминантов, как правило, есть привилегированный доступ к ресурсам, таким как пища или половые партнеры, и, видимо, поэтому им, в отличие от подчиненных, нет необходимости что-то придумывать, чтобы получить желаемое. Подчиненным же приходится, чтобы выжить, проявлять изобретательность. Поэтому они ищут новые способы добычи пищи, пробуют незнакомую еду и пускаются на разные хитрости, чтобы спариться. По той же причине подчиненным зачастую нужнее, чем доминантам, создавать стратегические союзы{470}. Помимо прочего мы обнаружили больше упоминаний о новаторстве у самцов приматов и меньше у самок (по сравнению с ожидаемым, учитывая количество тех и других в популяциях){471}. Особенно сильно эти межполовые различия проявились в половом поведении и в агрессии. Последнее объясняется так же, как и половые различия в новаторстве у гуппи, с той разницей, что у приматов перевес в выгоде оказывается на стороне самцов, поскольку именно им новаторство позволяет завоевать самку. Вдобавок Саймон выяснил, что примерно в половине случаев приматов побуждает к новаторству та или иная экологическая проблема – нехватка пищи, засуха, сокращение среды обитания. Эта закономерность тоже укладывается в гипотезу нужды. Таким образом, благодаря базе данных, относящихся к приматам, выводы из наших экспериментов обретали дополнительный научный вес.Однако больше всего мне не терпелось проверить связь между параметрами новаторства у приматов и размерами мозга. Работа Лефевра при всей ее основательности лишь разожгла наши аппетиты. Только если взаимосвязь, которую Лефевр обнаружил у птиц, выявится и у приматов, культурный драйв Аллана Уилсона действительно можно будет считать ключевым и для человеческой эволюции. Кроме того, нам необходимо было установить, совпадают ли вариации параметров социального научения с вариациями параметров новаторства и размеров мозга, как прогнозировал Аллан Уилсон. Сравнительный статистический анализ редко бывает прямолинейным, необходимо использовать сложные и хитроумные статистические методы, учитывающие, что некоторые виды, например, близкородственные, а значит, они не могут рассматриваться как отдельные единицы данных при анализе. В нашем исследовании встречались и другие сложности. О каких-то видах приматов набиралось больше упоминаний, касающихся новаторства, просто потому, что эти виды активнее изучаются: понятно, что обыкновенными шимпанзе занимается больше исследователей, чем малоизвестными видами ночных полуобезьян вроде ай-ай или галаго{472}
. Для анализа наши данные необходимо было скорректировать. Кроме того, в научной литературе не было единодушия по поводу того, какие оценки размеров мозга здесь лучше подходят. Что брать – абсолютный или относительный его размер? Нужно ли рассматривать мозг целиком или достаточно сфокусироваться на важных для новаторства областях, таких как неокортекс? Какие потенциальные искажения нужно учитывать? В итоге мы с Саймоном сделали несколько вариантов анализа, чтобы результаты точно не оказались эфемерными.Результаты между тем, вне зависимости от настроек для интерпретации данных, оказались совершенно четкими. Мы выяснили, что признаки новаторства прямо коррелируют и с абсолютными, и с относительными размерами мозга, а также выявляется влияние филогенетического родства видов, популярности вида у исследователей и прочие искажения. Отмеченная встречаемость социального научения тоже устойчиво соотносилась со сдвигами размеров мозга{473}
. Более того, встречаемость новаторства отчетливо коррелировала со встречаемостью социального научения. Приматы с крупным мозгом использовали больше новых моделей поведения и больше подражали, чем приматы с небольшим мозгом, – в точности как прогнозировал Аллан Уилсон{474}.