Неонацизм-реваншизм. Мифы «психологической войны»

«Гитлер стремился объединить представителей всех социальных слоёв (разумеется, за исключением евреев) на основе своеобразного социализма (?! – А. Б.), который не исключал бы ни богатых, ни среднезажиточных людей»[74].

Толанд охотно повторяет утверждения неонацистской пропаганды о том, что Гитлер будто бы был «вождём», которого «любил весь народ», а во всём мире не было руководства, которое пользовалось бы такой широкой поддержкой, как нацистское. Автор с одобрением цитирует статью Р. Хелмса, в 30-е годы американского журналиста, а впоследствии шефа ЦРУ, о Нюрнбергском партайтаге НСДАП 1936 года и о Гитлере как разумном человеке, отстаивавшем вполне разумную программу (напомним, что на этом съезде нацистской партии была подтверждена и конкретизирована программа фашистской агрессии в Европе).

Толанд с похвалой отзывается об «успехах» Гитлера на пути «искоренения» марксизма в сознании людей, в особенности рабочих. При этом он, конечно же, умалчивает о сотнях тысяч коммунистов, оставшихся верными своим убеждениям и подвергавшихся невиданным по масштабу террору и репрессиям, о социал-демократах, беспартийных антифашистах, которые участвовали в подпольном движении Сопротивления. Антигитлеровские силы, действовавшие в Германии, по Толанду, – это лишь небольшая группа генералов и офицеров, дипломатов и промышленников – участников заговора 20 июля 1944 года. Говоря о них, Толанд игнорирует демократическую, подлинно антинацистскую часть буржуазно-генеральской оппозиции.

Дж. Толанд не скрывает своих антисоветских взглядов. Пользуясь неосведомлённостью читателя на Западе (книга его выдержала ряд изданий в США, ФРГ, Англии, Франции, Японии), он не брезгует и прямыми фальшивками. Он умалчивает, например, о разгроме фашистских войск под Москвой и Сталинградом, о героической борьбе осаждённого Ленинграда. Лишь в одном случае Толанд упоминает битву под Курском, при этом изображая её как несчастливое для Гитлера «стечение обстоятельств» – ошибку в расчётах танковых сил обеих сторон, приведшую к «неудаче» вермахта.

Хотя книга Толанда отражает различные имеющие хождение на Западе концепции буржуазной историографии фашизма, доминирует в ней несомненно модный «психолого-исторический» и бихевиористский подход к оценке личностей и событий.

Книга изобилует длинными экскурсами в детские годы Гитлера. Автор, согласно рецептам неофрейдизма, пытается объяснить «переживаниями» детства и юности нацистского фюрера буквально все черты политики и идеологии германского фашизма: антикоммунизм, антисоветизм, агрессивность и расизм, бредовые планы достижения мирового господства и многое другое. Нет недостатка и в таких ретроспекциях в биографии Гитлера, которые призваны убедить в его демонической, магической силе, непреодолимом влиянии, особенно на женщин, молодёжь и т. п. По-видимому, целям реабилитации Гитлера-палача должны служить многочисленные и подробные рассуждения о болезнях, которыми он в разное время болел, о его любви к музыке Вагнера, фобиях, вегетарианстве и т. п.

Биографии Гитлера и других нацистских главарей, написанные с показным беспристрастием и в «спокойных» тонах, являются сейчас самым распространённым жанром историко-социологической литературы о фашизме. Её больше всего читают, о ней ведутся дискуссии; книги, подобные книгам Феста и Толанда, экранизируются, по ним ставятся телевизионные сериалы. Поэтому сила воздействия этого жанра литературы, наукообразно рисующей фашизм с «человеческим обликом», на сознание читателей весьма велика. Между тем в конечном счёте эта литература не обнаруживает ничего нового, налицо лишь один из многочисленных методов создания алиби кровавому фашизму в глазах новых поколений людей.

«Персоналистская», или «мессианская», концепция не выдерживает, конечно, серьёзной критики. Если объяснять возникновение и развитие фашизма только личными качествами фюрера, то становится необъяснимым происхождение фашизма в Италии, Испании, Португалии, Чили. Невозможно объяснить причины живучести фашистского вируса в наши дни.

Наконец, авторы этой концепции характеризуют Гитлера как личность, наиболее полно выразившую доминирующие тенденции и господствующие настроения своего времени, охватившие громадное большинство населения после поражения 1918 года, – сомнения, пессимизм, чувство горечи, разочарования и цинизма. Он сумел «выплеснуть» все страхи, чувства протеста и надежды своего времени[75], коротко говоря, воплотить «дух и тенденции эпохи»[76].