Неоновая Библия

— Тут меня многие знают. Я держу бакалею на Мэйн-стрит. Но, друзья и соседи, я скажу вам, что ещё никогда не переживала ничего подобного. Я покорилась Господу, я отдалась на Его суд и надеюсь, что Он простит мои прошлые грехи. Я хочу раскаяться и быть обращённой на Его путь. — Слёзы снова потекли по её щекам. — Я хочу гулять по Райскому саду рядом с Ним. Наш Бобби Ли подарил моей жизни новый смысл. Я чувствую в душе что-то такое, чего никогда прежде не переживала. Понадобился Бобби Ли, чтобы имя Рэйчел Картер попало в списки обращённых. Пятьдесят лет я мечтала собраться с духом и свидетельствовать, но никто не мог придать мне сил, пока не появился этот благочестивый молодой человек.

Бобби Ли отвёл её от микрофона.

— Миссис Картер, спасибо, что открыли нам своё сердце и показали, каково это — впустить свет в глубину души. Видите, друзья, больше ей не нужно бояться, теперь она может храбро встретить взгляд любого христианина.

Следующим был мальчик из класса мистера Фарни. Он уставился на микрофон и с усилием проглотил слюну. Бобби Ли сказал:

— Не бойся Ии-исуса, мальчик.

— Меня зовут Билли Сандей Томпсон, я учусь в восьмом классе. Э-э, просто я хотел сказать, что рад посвятить себя Иисусу и рад, что наконец решился, потому что я уже давно чувствовал, что Иисус мне нужен.

Он потупился и отступил назад.

— Друзья, то были слова младенца, тогда как многие старцы боятся выйти сюда. Послушайте его, те бабушки и дедушки, что ещё не набрались храбрости. Разве всем вам не было бы лучше, если бы вы произнесли свидетельство в таком юном возрасте? Господь может прибрать вас в любое время, а вы не готовитесь к этому великому дню.

Выступили ещё несколько человек, но кое-кто, казалось, не знал, куда себя девать. Малыши, чьи матери стояли на сцене, начали хныкать, и Бобби Ли сообразил, что со свидетельствами пора закругляться. Он подал знак пианистке и напомнил нам о ящике для пожертвований в глубине шатра, единственном источнике поддержки этих молитвенных собраний, а затем сообщил, что завтра вечером выступит с новым посланием, которое стоит услышать всем, а если кто-то не сможет прийти завтра вечером, хотя он надеется, что все смогут, то он пробудет в городе ещё весь понедельник.

Пианистка заиграла какую-то быструю песню, и Бобби Ли и все собравшиеся на сцене покинули шатёр через маленькую щель в задней стене. Пока они выходили один за другим, люди в зале тоже стали расходиться. Они останавливались поговорить в проходах и в конце рядов, так что нам с мамой и тётей Мэй не сразу удалось выбраться наружу. Когда мы добрались до выхода, пианистка уже не играла, а запевала убирал со сцены белые цветы.

Снаружи было намного прохладнее. Я глубоко вдохнул. По всему школьному двору и вдоль улицы стояли люди, беседовали и пили шипучку, купленную с уличного прилавка. Мы направились в сторону дома, но какая-то знакомая тёти Мэй с завода остановилась и заговорила с ней. Ей было с нами по пути, так что мы пошли по Мэйн-стрит все вместе.

Женщины и дети забирались в свои пикапы, стоявшие на обочине, заводили моторы, включали фары. Прохожие отпрыгивали в сторону, пропуская автомобили. Иногда дети вставали на дороге, раскинув руки, и притворялись, что не дадут проехать, но, когда машина приближалась, со смехом разбегались. Мне захотелось оказаться на месте одного из тех детей, что сидели в кузовах, свесить ноги за борт и почувствовать, как меня обдувает ветер. Разве что в дождь не очень-то покатаешься в кузове.

Знакомая тёти Мэй оказалась любительницей поболтать. Сначала она завела разговор о фабрике — она, мол, и подумать не могла, что в таком возрасте ей придётся работать, да ещё и на заводе, это ведь мужское дело. Её сын, рассказывала она, сейчас служит на каком-то острове в Тихом океане и пишет ей оттуда, как гордится, что она работает на военном заводе. С жалованьем сына и тем, что она зарабатывала сама, у неё было столько денег, сколько она в жизни не видела, но слова Бобби Ли её взволновали. Она заявила, что в следующем письме напишет сыну что-нибудь о Бобби Ли, это ведь такой чудесный человек, избранный Богом, и её сын должен узнать, что говорил Бобби Ли о юношах за морем, чтобы не натворить глупостей, потому что, объясняла она тёте Мэй, не больно-то ей охота нянчить китайчат и смотреть, как их подозрительная мамаша расхаживает по дому. Она спросила меня, понравился ли мне Бобби Ли, и я ответил, что понравился, и про себя восхитился, как здорово ей удаётся говорить так долго без передышки и ничего не забывая, вот бы и нам так на уроках. Она вышла на сцену во второй вечер после приезда Бобби Ли. Она свидетельствовала каждый раз, когда в город приезжали проповедники, потому что, как она сказала, много не бывает. Она спросила, почему никто из нас не вышел, и тётя Мэй сказала ей, что мы ещё не надумали. Надо бы поторопиться, сказала женщина, потому что Бобби Ли пробудет тут всего несколько дней, а лучше быть у Бога на хорошем счету, а то вокруг только и слышно, что Гитлер вот-вот сбросит на нас бомбу.