Неоновая Библия

С этих пор мы стали реже видеть тётю Мэй. Один старик из музыкантов, что играли в тот вечер на заводе, предложил ей выступать с ними. Они разъезжали по всем холмам, выступали в окружном центре, а иногда даже в столице штата. Вернувшись вечером с завода, тётя Мэй переодевалась в концертное платье и снова уходила. Старик ждал её у подножия холма в своём пикапе с контрабасом в кузове. В сумерках, когда начинали петь ночные птицы, я садился на крыльце и смотрел, как тётя Мэй в своём лучшем платье спускается по тропинке и исчезает из виду там, где склон холма круто уходит вниз. Спустя некоторое время я видел, как пикап старика с контрабасом в кузове катится по Мэйн-стрит и локоть тёти Мэй высовывается из окна кабины.

Однажды в газете напечатали об их ансамбле статью с фотографией поющей тёти Мэй. Фото получилось таким же, как прочие газетные снимки: волосы тёти Мэй напоминали облако, а музыканты, игравшие позади неё, превратились в негров. На всех фотографиях в нашей газете кожа у людей выходила тёмной, а волосы белыми, какого бы они ни были цвета на самом деле. В статье говорилось, что тётя Мэй когда-то была известной певицей и что такие, как она, нужны в долине, чтобы людям жилось веселей. Мистер Уоткинс в ответ на статью отправил письмо в редакцию. Он писал, что жителям долины тётя Мэй нужна в последнюю очередь. Тогда тётя Мэй тоже написала письмо, где говорилось, что если уж долине чего и нужно, так это поменьше таких, как мистер Уоткинс. Больше в редакцию не приходило писем ни с той, ни с другой стороны, и я уже решил, что на этом всё и кончится, но тут вмешался священник.

Он поместил в газете заметку, в которой с цитатами из Библии объяснял, почему музыканты и тётя Мэй никому пользы не приносят. После того как уехал Бобби Ли Тейлор, в отношении к священнику горожане разделились на два лагеря. Тех, кто не посещал его собрания, пока Бобби Ли был в городе, вычеркнули из церковных списков. Эти вычеркнутые разозлились на священника, потому что вообще-то всем нравилось ходить в церковь, если только взносы были по карману. Конечно, были и такие, как мы, кто не принадлежал к церкви, когда всё это случилось, и священник говорил, что таким людям «всё равно, куда ветер дует».

Те, кого выгнали из церкви, на следующий день разместили в газете свою заметку, перечислив по пунктам, какую пользу приносят долине тётя Мэй и музыканты. В результате владелец кинотеатра начал приглашать тётю Мэй с ансамблем выступать по субботам после вечерних сеансов и брал за это со зрителей дополнительные десять центов. Во вторую субботу у кинотеатра собрались несколько прихожан священника и принялись расхаживать взад-вперёд с большими плакатами о том, какое безобразие творится внутри. Когда редактор газеты узнал об этом, он поместил их фотографию на первой полосе. Нашу газету читали и в окружном центре, и даже многие в столице штата. Читатели увидели фотографию людей с плакатами и, само собой, в следующую субботу съехались посмотреть на тётю Мэй. В тот вечер городок выглядел почти как во время приезда Бобби Ли. Повсюду стояли пикапы, и лишь немногим из приехавших удалось прорваться в кинотеатр. В толпе на Мэйн-стрит невозможно было даже различить людей священника с плакатами. Те, кто не попал внутрь, вернулись в следующую субботу, а к тому времени шериф сказал священнику, что его прихожане создают беспорядки и их будут разгонять. Они уже сделали бизнесу его брата всю возможную рекламу.

После этого священник вроде как поставил себя против города. Мистер и миссис Уоткинс и остальные, кто ещё был в церковных списках, выступали против всего, что делали городские власти, и некоторые из них даже ездили в законодательное собрание штата насчёт кинотеатра. Из этого ничего не вышло, потому что губернатор был другом шерифа, но прихожане священника сплотились ещё больше, а их было не так уж мало. Они выкупили эфирное время на городской радиостанции, чтобы священник выступал воскресными вечерами вместо «Амоса и Энди»[11]. Те, кого вычеркнули из списков, и те, кого там и раньше не было, пришли в бешенство, потому что от «Амоса и Энди» все были без ума. Единственная станция, которую можно было поймать, кроме местной, была в окружном центре, но она всегда ловилась с помехами.