Неоновая Библия

Тем временем тётя Мэй каждый вечер уезжала со стариком и его контрабасом. Они стали знамениты во всей нашей части штата. Солдаты приезжали в отпуск и женились на городских девушках, которым писали письма с войны. Многие девушки, даже не надеявшиеся выйти замуж, получали предложения от своих школьных дружков, приезжавших домой в двухнедельный отпуск. Так что музыкантов то и дело приглашали на окрестные свадьбы. Обычно на свадебных приёмах не устраивали таких танцев, как в кинотеатре. Если молодых венчал священник, танцевать не разрешалось, но всем нравилось и просто сидеть и слушать музыку. Так мы с мамой побывали на множестве свадеб, куда нас иначе не позвали бы. Мама сказала мне, что тётя Мэй не получает за свои выступления и половины того, что следовало бы, но я знал, что ей нравится петь и она наверняка продолжала бы выступать, даже если бы ей вовсе не платили.

Маму беспокоили письма от папы. Он был в самой гуще боёв в Италии. В одном из писем он написал, что живёт в старом деревенском доме, которому, наверное, тысяча лет. Он писал про оливковые деревья, и я задумался, потому что видел оливки только в банках, целые или с чем-то красным внутри, но мне и в голову не приходило, что они где-то растут. Он писал, что они прошли маршем по знаменитой Аппиевой дороге, о которой я читал на уроке истории, и я рассказал об этом учительнице. Он писал, что не видел солнца прекраснее, чем в Италии. Такого яркого и жёлтого солнца у нас в долине не бывает даже в разгар лета. Ещё он видел, где живёт Папа римский, о котором я слышал много раз, когда священник выступал по радио вместо моих любимых «Амоса и Энди». Он писал, что на морском берегу тоже очень красиво. Когда он вернётся, то возьмёт меня к океану, я ведь никогда там не был, и я увижу, как выглядит берег, когда на него набегают волны. В конце он писал, что скучает по всем нам больше, чем сам ожидал.

Все его письма мама складывала в жестянку, которую хранила на кухне над ледником. Тётя Мэй перечитывала каждое письмо по меньшей мере дважды, особенно те, где он описывал, как красиво в Италии. Тётя Мэй сказала, что всегда хотела туда поехать и увидеть Рим, и Милан, и Флоренцию, и реку Тибр. В одно из писем папа вложил фотографии с итальянцами. Они выглядели на редкость здоровыми, даже попавшая в кадр старуха тащила большой узел. На одном снимке папа стоял между двумя молодыми итальянками. Ни у одной девушки в долине не было таких густых чёрных волос. Мама улыбнулась, увидев эту фотографию, и я тоже. Папа всегда был таким серьёзным, и было забавно видеть, как он расплылся в улыбке, обнимая этих девушек. Тётя Мэй, посмотрев на него, рассмеялась и сказала: «Боже, да он, видать, здорово изменился».

В школе всё шло своим чередом, я последний год учился в классе мисс Мур. Весной я должен был окончить шестой класс и перейти в комнату к мистеру Фарни. С мисс Мур мы то и дело ходили на экскурсии. Изучив всю долину, мы отправились в окружной центр посмотреть на здание суда. У школы не было своего автобуса, потому что все в долине жили недалеко друг от друга. Автобусу трудней было бы въехать на холм, чем нам подняться туда пешком. Для нашей поездки мисс Мур попросила власти штата прислать автобус. Входя в этот автобус, все мы фыркали и зажимали носы, потому что внутри воняло. Мне этот запах показался знакомым, и я всё гадал откуда, а потом вспомнил дыхание миссис Уоткинс. В автобусе пахло в точности так.

Мне всегда казалось, что мисс Мур немного глуховата. Я знал, что и другие так считают, но никогда ни с кем это не обсуждал, потому что каким-то образом она всегда узнавала об этих разговорах. Когда мы вошли в автобус и все принялись фыркать и зажимать носы, мисс Мур ничего не сказала. Она села на переднее сиденье и начала принюхиваться. Потом она спросила водителя, нельзя ли открыть окна, но тот сказал, что они задраены, потому что кое-кто из детей норовил выпрыгнуть из окна на ходу. Не припомню, чтобы в каком-нибудь другом автобусе так трясло, как в этом. Даже на маленьких кочках все подскакивали и ойкали. Мисс Мур заставила нас петь песню, которую мы учили в школе. Из-за тряски все длинные ноты звучали не ровно, как должны бы, а обрывками: «а! а! а! а! а!». Хулиганы на задних сиденьях стали подставлять в песню свои слова. Я только в прошлом году понял, о чём это они пели. Но мисс Мур их не расслышала и, когда мы допели, сказала: «Замечательно получилось».