Неопалимая

Между ее бровей появилась линия; она не ожидала такого вопроса.

– Потому что он злой.

– А Саратиэль нет?

Божественная осторожно покачала головой.

– Его послала мне Госпожа. Быть может, ты слышала… – Она замешкалась, краска прилила к ее щекам. Я подумала, не поэтому ли она делает макияж. – Это правда, что я не была первым выбором Собрания в качестве Божественной. Когда я прибыла в Бонсант, то была так одинока. Но после бесчисленных ночей молитв о наставлениях, избавлении от сомнений в моей способности стать лидером, богиня ниспослала мне Саратиэля. Поверь, он провел столетия, раскаиваясь в своих деяниях. Века, которые он прожил, слушая молитвы и будучи окружен благостью Госпожи, привели его к раскаянию. Можешь ли ты сказать то же самое о своем духе?

Чем дольше она говорила, тем глубже проваливался мой желудок. Я тоже верила, что Восставшего послала мне Госпожа. Но было одно ключевое отличие.

– Нет, – сказала я, – потому что мой Восставший мне не лжет.

Ее черты омрачились разочарованием. Она очень хотела, чтобы я ей поверила.

– Но как давно ты его знаешь? Саратиэль был спутником моего сердца на протяжении многих лет. Конечно, все еще бывают моменты, когда я не уверена… но Госпожа послала мне знак, – быстро добавила она. – Ты не поймешь. Тебя там не было.

– В соборе?

– Ты слышала об этом, – сказала она, задохнувшись.

– Балкон для нищих. Я была там.

Ее глаза расширились. Мы смотрели друг на друга, оказавшись в тупике, и мир рухнул в пропасть, когда я поняла, что смотреть в ее лицо было все равно, что в зеркало. Мы обе считали, что другая заблуждается, доверяя Восставшему, и обе думали, что Госпожа хотела, дабы мы заключили союз со своим собственным. Одна из нас была права, другая – ошибалась. Искаженное отражение в зеркале.

Меня охватило чувство нереальности происходящего. Могла ли я действительно утверждать, что знаю больше, чем Божественная? Что, если знак в соборе был адресован не мне? Кто я такая, чтобы верить, будто лишь одна знаю волю Госпожи? Я основывала свои убеждения на пути полета ворона. На предсмертных словах полубезумной монахини.

Возможно, мы обе ошибались, обе одинаково заблуждались, и доверять Восставшему нельзя никогда.

Божественная покачала головой.

– Знак… – произнесла она со спокойной верой. – Нет, он был для меня, я уверена в этом. – И иллюзия треснула, точно стекло.

Я ответила сквозь зубы.

– Ты уже должна знать, что Саратиэль управляет духами. Это он приказал тебе не опускать разводной мост, не так ли?

На ее лице появилась грустная улыбка.

– Нет. Тебя ввели в заблуждение. Эти духи… Из-за них я и должна стать истинным сосудом Саратиэля. В противном случае их невозможно остановить. Саратиэль помогал мне защищать жителей Бонсанта; он не будет лишать их жизни.

– А как насчет ризничего?

Улыбка Божественной стала озадаченной. Она повернулась, чтобы взглянуть на Саратиэля, неотрывно наблюдавшего за нами.

– Саратиэль, почему ты остаешься в теле Леандра? Когда мы будем вместе, как ты обещал?

– Габриель… – тихо произнес он.

Она встала и подошла к нему у окна, прижавшись к щеке Леандра.

– Возможно, тебе стоит отдохнуть. Это должно быть утомительно – обитать в теле после столь долгого отсутствия оного.

Саратиэль повернул лицо Леандра к ее руке, закрыв глаза, словно бы ища минутной передышки от мира. Божественная наблюдала за этим с нежностью, граничащей с болью. Я видела, что она была честна в своей истории с Восставшим; в их близости чувствовалась какая-то интимность, которая говорила о бесчисленных часах в обществе друг друга, о признаниях, произнесенных шепотом в тени часовни. Я представила себе ее: фигуру в белом одеянии, склонившуюся над алтарем в ночной молитве. Какой благочестивой она должна была казаться и какой одинокой!

Внезапно ее бред обрел смысл. Быть Божественной – не так уж далеко от того, чтобы быть святой. Саратиэль был, пожалуй, единственным существом в Бонсанте, знавшим ее не как Божественную, неприкасаемую в своей святости, а как Габриель. Неудивительно, что она поверила ему. У нее больше никого не было.

Через мгновение Саратиэль отстранился и посмотрел на меня, казалось, ничуть не обеспокоенный тем, что я стала свидетелем этой минутной слабости.

– Если ты скажешь нам, где находится реликварий, то избежишь многих неприятностей. Мы освободим тебя невредимой и навсегда избавим от Ратанаэля.

Я ощутила спазм страдания, исходящий от Восставшего.

– Чего ты хочешь? – спросила я. Мне искренне хотелось знать. – Не сейчас, а после того как уничтожишь реликвию святой Евгении. – Вспомнив, что Леандр сказал мне в дормезе, добавила: – Ты вообще знаешь, чего хочешь?

В его глазах вспыхнул огонек. Я затаила дыхание. В тот же миг мне показалось, что я вижу, как Леандр смотрит на меня словно из окна огромной, разрушающейся башни, коей являлся Саратиэль. А потом он снова исчез, унесенный тенью.

– Я хочу быть свободным, – без запинки ответил он, обратив на себя вопросительный взгляд Божественной.