Я все еще держала книгу. Просмотрела записи до и после пропавшей страницы. Последняя гласила: «Год Госпожи Нашей 1155, гобелен, изображающий битву при Озерах». А следующая, после вырезанной страницы: «Год Госпожи Нашей 1155, мраморная статуя святой Агнес».
– Что бы это ни было, мы знаем, что оно было передано собору в 1155 году, спустя примерно пятьдесят лет после окончания Войны Мучеников, – подумала я вслух.
Это не сильно помогло сузить круг поиска. Я поставила книгу обратно на полку и повернулась, чтобы уйти.
Когда я поднимала фонарь, мое внимание привлекла золотистая вспышка. Свет отразился от другой книги, страницы которой блестели даже сквозь слой пыли. Я замерла.
–
Это был иллюстрированный манускрипт. Я видела подобные книги в Наймсе, но никогда не встречала таких. Не в силах удержаться, я склонилась ближе.
На открытых страницах, раскрашенных в яркие цвета и сверкающих позолотой, была изображена клубящаяся масса Изможденных. Сцена, казалось, кружилась перед моими глазами. В любой момент голова одного из духов могла повернуться, тянущиеся руки – сомкнуться, засохшие стебли пшеницы, обрамляющие картинку, могли зашуршать на ветру. Мне казалось, что если я наклонюсь слишком близко, то провалюсь в изображение, словно в окно.
– Великий голод 1214 года, – прошептала я себе под нос. Картинка не нуждалась в пояснениях. Все казалось очевидным, таково было мастерство создателя рисунка.
Я стянула одну из перчаток и с благоговением приложила кончики пальцев к краю плотной пергаментной страницы. На следующей иллюстрации меня ожидала еще одна сцена, где был изображен чумной призрак, волочащий свои миазмы, изображенные в виде замысловатых узоров, по лабиринту городских улиц. Чем дольше я присматривалась, тем больше деталей улавливала. Кошку, выглядывающую из окна. Детскую куклу, брошенную на мостовой. Трех крыс, исследующих разлитое содержимое бочонка.
Теперь, начав смотреть, я уже не могла остановиться. Перевернула еще несколько страниц, каждая из которых, казалось, дышала жизнью, даже если на них были изображены образы Мертвых. Пепельный, его почерневший от огня череп наполовину скрыт в вихре дыма и серебристых углей. Схема, описывающая различия между Иссушенным и Увядшим, заключенная в переплетающиеся круги, чьи завитки, казалось, вращались, словно колеса, перед моим пораженным взором. Я перелистывала теней и Лихорадочных, Утопших и Яростных. Все это время на задворках сознания я гадала, что же здесь было такого, чего Восставший не хотел, чтобы я видела.
Затем добралась до последней главы. Вступительная страница была богато украшена позолотой. Надпись на ней гласила «СЕМЬ ВОССТАВШИХ, ВЕСТНИКИ СМЕРТИ».
Глава шестнадцать
От Восставшего исходила тишина.
Я вспомнила о выцветшем гобелене в Наймсе, изображающем святую Евгению, противостоящую Восставшему, и поняла, что должна посмотреть, даже если в итоге пожалею об этом. Медленно я перевернула страницу.
Дух, что предстал передо мной, не был похож ни на что из того, что я видела раньше. Это был шестикрылый скелет, испускающий сверкающие звездной пылью линии, что, насколько я поняла, символизировало свет, подобный лучам солнца. На голову его, озаренную нимбом, была водружена полурасплавленная корона, и золото блестящими струйками стекало по черепу. Подпись внизу гласила: «Симелиарх Светлый».
Я перевернула страницу. Следующий Восставший скрывался в тени, видны были лишь кости его руки и кисти, покрытые чешуей. Этот был обозначен как «Архитрав Потускневший».
По позвоночнику пополз холодок, когда я перелистывала все новые страницы, каждый раз встречая необычные скелеты в вуалях или коронах или держащие предметы – весы, меч, чашу. Все они были крылаты: кто-то с одной парой крыльев, кто-то с несколькими. И под ними позолоченными буквами было выведено: «Кахетал Безумный», «Оремус Заблудший», «Малтас Опустошенный», «Саратиэль Омраченный».
– У тебя есть имя, – сказала я вслух.
–
Я посмотрела на Саратиэля Омраченного, вглядываясь в его далекий, прекрасный лик и безмятежно полузакрытые глаза. Через его черты по диагонали проходила тонкая трещина, разделяя их на две части, словно его лицо было фарфоровой маской. Из опрокинутой чаши, что он держал в своей костяной руке, лился туман, собираясь под его серебряным оперением. Его тело обрамляли три пары крыльев, одна расправлена, а другие сложены. Меня не удивляло наличие у Восставших крыльев – я чувствовала их. Но изображения оказались почти неподвластны пониманию.
Никто не знал, как были созданы Восставшие. Возможно, они не являлись душами людей. Может быть, в них вообще не было ничего человеческого.
Молчание затянулось. Наконец Восставший его нарушил.