Неопалимая

– Это тошнотворно, – вставил Восставший. Я чувствовала, как он бродит по задворкам моего сознания, бунтуя. – Поторопись и покончи с этим.

– Маргарита, я никогда не ненавидела тебя, – настойчиво проговорила я.

Она опустила глаза. Затем улыбка снова появилась на ее лице.

– Можешь возненавидеть в ближайшее время.

Я напряглась.

– Почему?

Она спустилась по лестнице и поднялась обратно с корзиной белых цветов. Я узнала их. Их называли слезами Госпожи, это был единственный вид, что цвел в это время года, осыпая бесплодные склоны холмов звездчатыми соцветиями. Существовала традиция вплетать их в волосы в день святой Агнес.

Я никогда не принимала участия в этой церемонии. Мои руки не могли справиться с такой сложной задачей, как заплетание кос, и к тому же никто не хотел дотрагиваться до меня, к моему глубокому облегчению, да и я тоже не горела желанием к ним прикасаться.

– Я подумала, что клирик Леандр, вероятно, будет там, и он знает, как ты выглядишь, – пояснила Маргарита все с той же застенчивой улыбкой.

Я слегка отпрянула в сторону.

– Он знает, как ты выглядишь, тоже.

– Сомневаюсь, что он помнит меня. Я пробыла в комнате Испытания меньше минуты, и он едва поднял глаза от стола. В любом случае это была бы идеальная маскировка. Кто может ожидать увидеть тебя с цветами, вплетенными в волосы?

Если повезет, Леандр вообще не будет ожидать увидеть меня. Насколько я знала, он все еще думал, что я утонула в Севре. Но у меня появилось мрачное подозрение, что это равносильно попытке Маргариты вручить мне паука. Мне следует принять участие в этом мероприятии, чтобы закрепить нашу дружбу, чего я почему-то очень хотела.

– Ладно, – протянула я таким тоном, словно заглядывала в собственную могилу.

Глава восемнадцать

– Разве это не чудесно? – воскликнула Маргарита. Ее удивленное лицо было обращено вверх к разноцветным вымпелам, развевающимся над головой, а я пристально разглядывала булыжники и пыталась не расстаться со своим завтраком.

Мне казалось, что и в обычный день достопримечательности и запахи Бонсанта – это слишком. Как оказалось, город во время фестиваля был во сто крат хуже. Я тащилась за Маргаритой, словно калека, мой желудок сжимался от запахов пота и жирных уличных пирожков. Издевательские звуки кукольных представлений мешались с гвалтом торговцев, громко расхваливающих свои безделушки; голова беспрестанно чесалась от стеблей цветов, коловших кожу. Восставший постоянно заставлял меня останавливаться, чтобы посмотреть на мое отражение – то в полированном жестяном блюде, то в дамском зеркальце, выставленном на витрине в лавке.

Он никогда бы в этом не признался, но я сильно подозревала, что ему понравилось, когда мне заплетали волосы.

– Не волнуйся, – заверил меня Восставший. – Мы идем в правильном направлении. След становится четче с каждым мгновением. По крайней мере, мы хотя бы на несколько часов вырвались из этого жалкого монастыря.

Он откровенно наслаждался окружающей обстановкой и говорил неестественно бодро.

– Я с облегчением вижу, что человеческая мода улучшилась за последнее столетие. Монашки провели меня; вы все еще носите такие же жалкие серые мешки, как и прежде. Взгляни вон туда, – добавил он с интересом.

– На те шляпы?

В тот же миг их заметила и Маргарита.

– Шляпки! – пискнула она, бросаясь к ним.

– Может быть, твоим сосудом следовало стать Маргарите, – пробормотала я в ответ на потрясенное молчание Восставшего.

Она свесилась через магазинный прилавок и широко распахнутыми глазами всмотрелась внутрь. Я присоединилась к ней с самым похоронным видом. Внутри с подставок безвольно свисало множество нелепо выглядящих предметов, изготовленных из шелка и бархата разных цветов и украшенных перьями. Будь я предоставлена сама себе, то не смогла бы догадаться, что они предназначены для ношения на голове.

Что-то еще привлекло внимание Маргариты, и она бросилась на другую сторону улицы, пока я страдальчески плелась следом. Как оказалось, это были кружевные платки. Затем пуговицы в форме цветов. Мне захотелось, чтобы Леандр поторопился со своими коварными планами.

Мое внимание привлек знакомый голос, сменившийся смехом. По улице шагал Чарльз. Похоже, он прощался с другими солдатами, закончившими службу; никто из них не носил мечей. К моему удивлению, с ними шел Жан, и стражники выглядели так, словно поздравляли его с чем-то, подбадривали и хлопали по спине.

Я схватила Маргариту за руку, чтобы утащить с глаз долой, но лицо Чарльза озарилось: он нас заметил.

– Маргарита! – позвал он, поспешив в нашу сторону. – Анна, – добавил он в удивлении. – Ты выглядишь иначе.

– Веселюсь, – произнесла я гробовым голосом.

Он закашлялся.