Читаем Неосознанное стремление (СИ) полностью

Он перетерпел полет в самолете, и аэропорт Берлина, где он бросил взгляд на урну у выхода, ту самую, рядом с которой они с Биллом курили по прилету, поездку до дома, площадь, где они гуляли, держась за руки, даже лифт и вход в квартиру, где автоматически включился свет, освещая гостиную, где они так упоительно самозабвенно занимались любовью.

Сломался он у себя в комнате, так и застыв в дверном приеме на несколько минут, в течение которых его душа обливалась кровью. На прикроватной тумбочке в неглубокой вазе стоял засохший букет ромашек. Том на ватных ногах подошел к нему, и медленно поднес дрожащую руку к опавшим лепесткам.

«Я оставлю его тут, Том. Представь, когда-нибудь ты сюда вернешься, увидишь букет и вспомнишь, как мы друг друга любили …»

Голос Билла звучал в голове, и Том собрал в ладони сухие соцветия. Они рассыпались в руке, издавая характерный звук, и вот тогда его накрыло. Он сполз на пол и плакал, смотря на умершие раздавленные цветы, которые расплывались и двоились сквозь пелену слез. Его сотрясали рыдания, из горла вырывались стоны и хрипы, мама забежала в комнату и замерла, преподнося руку ко рту.

Симона смотрела на мучения сына и по ее щекам катились слезы. Видит Бог, она бы отдала все на свете, чтобы повернуть время вспять и никогда не ездить в этот проклятый город. Она бы сейчас пожертвовала всем, только чтобы облегчить его страдания, помочь ему, дать силы, чтобы преодолеть боль. Но Симона знала, что ему придется пережить это самому, ведь, истина стара как мир, с муками первой любви каждый справляется самостоятельно, помощников тут быть не может. Эта боль сделает его сильнее, закаленнее, старше, откроет глаза на многие вещи, лишит детской непосредственности и легкости, возможно, это будет уже совсем другой Том, но она будет рядом, будет любить его любого, снова станет для него тем единственным человеком, способным совместить в себе и мать, и друга, и единомышленника. И она сделает все возможное, разобьется в лепешку, но Билла в их жизни больше никогда не будет. Симона верила, что скоро Том от него освободится, в такой чистой душе просто не может быть место для всей той грязи, в которой замарал его этот выскочка. И когда сын скажет ей, что он свободен от голоса Билла, его волос, запаха тела и тонких ломаных черт лица, свободен от безумных страстей, щемящей тоски и плавящей нежности, тогда они вновь станут счастливой крепкой семьей.


КОНЕЦ ВТОРОЙ ЧАСТИ


========== ТРЕТЬЯ ЧАСТЬ. ЭПИЛОГ. Глава 1. ==========


Три года спустя.

На тумбочке запищал будильник, громко и противно. Том с трудом выплыл на поверхность реальности и, медленно разлепив веки, дотянулся до телефона. Наконец звук перестал раздражать перепонки, и стало немного полегче.

Голова раскалывалась, Том аккуратно передвинул любимое тело, которое лежало почти полностью на нем, на другую сторону кровати и встал. Он принял слишком много лекарств накануне: успокоительное, снотворное, возможно, еще что-то. После большой дозы аминазина, сознание с трудом фиксировало происходящее. Две бессонных ночи подряд дали о себе знать, и вчера у него случился настоящий нервный срыв после похорон. Джен напугалась так сильно, что пришлось вызывать скорую.

До тех пор пока гроб не скрылся под слоями земли, Том думал, что сможет с этим справиться, ведь мама долго болела, ее смерть не была для него неожиданностью. Он наивно полагал, что смирился с ее уходом еще до того, как она сделала последний вздох. Но черная земля, поглотившая красное дерево ее последней обители, развеяло его пустые надежды о возможности перетерпеть эту потерю без истерик и рыданий.

Диагноз лейкоза ей поставили два года назад, они прошли все стадии принятия смертельной болезни, начиная от отрицания и злости, заканчивая депрессией с кратковременными моментами осознания смерти, когда наедине с мамой было оставаться наиболее тяжело. Врачи сразу предупредили Тома, что лечение, скорее всего, не принесет выздоровления, но они все равно надеялись, до последнего продолжая курсы химиотерапии, и молились. Но чудес не случается, Том давно это осознал. Возможно, в жизни других людей, но не его.

- Ты как? – услышал он родной голос и повернулся на звук.

- Нормально, - Том попытался улыбнуться, - ты зачем встала так рано? Разбудил мой будильник?

Джен подошла к нему и крепко обняла за плечи. Том глубоко вдохнул ее сладкий, немного кофейный запах, и поцеловал в обесцвеченные волосы.

- Все-таки решил сходить в универ?

-Да, мне легче, когда я не дома. Сегодня хочу заполнить заявление на практику в Лондон. Может повезет, и мы уедем в серый город дождей и туманов.

- Вечером приготовлю что-нибудь вкусненькое…

Том отстранился и мягко поцеловал ее губы.

-Не забудь, вечером я к адвокату. У нас есть, что обсудить… - лицо парня стало еще более мрачным.

-Это как-то связано с тем, что Симона написала тебе в прощальном письме?

-Да. Мне предстоит разобраться с еще одним трудным делом, прежде чем все это закончится, и тогда мы сможем переключиться на нашу женитьбу.

- Ты уверен, что не хочешь перенести ее в связи с трауром?

Том мотнул головой.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Общежитие
Общежитие

"Хроника времён неразумного социализма" – так автор обозначил жанр двух книг "Муравейник Russia". В книгах рассказывается о жизни провинциальной России. Даже московские главы прежде всего о лимитчиках, так и не прижившихся в Москве. Общежитие, барак, движущийся железнодорожный вагон, забегаловка – не только фон, место действия, но и смыслообразующие метафоры неразумно устроенной жизни. В книгах десятки, если не сотни персонажей, и каждый имеет свой характер, своё лицо. Две части хроник – "Общежитие" и "Парус" – два смысловых центра: обывательское болото и движение жизни вопреки всему.Содержит нецензурную брань.

Владимир Макарович Шапко , Владимир Петрович Фролов , Владимир Яковлевич Зазубрин

Драматургия / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия / Советская классическая проза / Самиздат, сетевая литература / Роман
Том 2: Театр
Том 2: Театр

Трехтомник произведений Жана Кокто (1889–1963) весьма полно представит нашему читателю литературное творчество этой поистине уникальной фигуры западноевропейского искусства XX века: поэт и прозаик, драматург и сценарист, критик и теоретик искусства, разнообразнейший художник живописец, график, сценограф, карикатурист, создатель удивительных фресок, которому, казалось, было всё по плечу. Этот по-возрожденчески одаренный человек стал на долгие годы символом современного авангарда.Набрасывая некогда план своего Собрания сочинений, Жан Кокто, великий авангардист и пролагатель новых путей в искусстве XX века, обозначил многообразие видов творчества, которым отдал дань, одним и тем же словом — «поэзия»: «Поэзия романа», «Поэзия кино», «Поэзия театра»… Ключевое это слово, «поэзия», объединяет и три разнородные драматические произведения, включенные во второй том и представляющие такое необычное явление, как Театр Жана Кокто, на протяжении тридцати лет (с 20-х по 50-е годы) будораживший и ошеломлявший Париж и театральную Европу.Обращаясь к классической античной мифологии («Адская машина»), не раз использованным в литературе средневековым легендам и образам так называемого «Артуровского цикла» («Рыцари Круглого Стола») и, наконец, совершенно неожиданно — к приемам популярного и любимого публикой «бульварного театра» («Двуглавый орел»), Кокто, будто прикосновением волшебной палочки, умеет извлечь из всего поэзию, по-новому освещая привычное, преображая его в Красоту. Обращаясь к старым мифам и легендам, обряжая персонажи в старинные одежды, помещая их в экзотический антураж, он говорит о нашем времени, откликается на боль и конфликты современности.Все три пьесы Кокто на русском языке публикуются впервые, что, несомненно, будет интересно всем театралам и поклонникам творчества оригинальнейшего из лидеров французской литературы XX века.

Жан Кокто

Драматургия