Читаем Неосознанное стремление (СИ) полностью

-Лицман, приготовитесь к встрече с ним завтра. Морально. Предупрежу вас заранее, Мистер Каулитц не тот человек, который поддается сантиментам. Если вы надеетесь, что мы бросимся на шеи друг другу… - Том ухмыльнулся, - в общем, близнецы из нас получились хреновые, скорее нам подходит значение слова «знакомые», которым лучше не пересекаться.

-Том, твоя мама оставила ему кое-что по завещанию. Я планировал решить этот вопрос завтра, поэтому тебе по-любому надо будет подъехать.

-Что она ему оставила? – Том нахмурился.

-Об этом я не могу говорить без присутствия прямого наследника. Сам же знаешь, учишься на юрфаке.

Том кивнул и поднялся со стула.

- Тогда до завтра.

-Том, я понимаю новость, которую ты узнал совсем недавно, неожиданная и шокирующая, но… Симона посветила тебе жизнь, и пусть она не человек, давший тебе жизнь, но она все равно твоя мать, которая любила тебя до последнего вздоха. Все остальное не важно.

Том кивнул. Лицман был прав и неправ одновременно. Такая ли уж шокирующая была это новость? Непредвиденная, да, но не шокирующая. Том помнил их фотографии в детстве. Снимок пятилетнего Билла он выкинул чуть больше года назад, но из памяти он не стерся.

Адвокат прав лишь в одном, Симона была матерью с большой буквы. Они пережили вместе очень многое, и пусть их отношения уже никогда не были так крепки, как до поездки в тот злополучный город, но Том простил ее, и сейчас прекрасно понимал, что без нее не выбрался бы из того болота, в которое его засосало после встречи с милым дорогим братиком.

Том сел за руль и нервно рассмеялся. Это вообще разумно называть их братьями после того, что они вытворяли? Пусть и давно, но ведь время хоть и стирает подробности, но правды не изменяет. А правда одна, братьями им все равно никогда не стать.

Пока Том ехал до дома, он понял еще одну вещь. Она поразила его до глубины души, и улыбка коснулась губ. Он больше совершенно ничего к нему не чувствует. И это счастье, такое сильное, что он бы расплакался, если бы не потерял эту способность несколько лет назад. Вчера на похоронах были первые его слезы за очень долгое время и скорее всего последние.

Том вспомнил свою наивную уверенность в том, что такая любовь не забывается, свои романические сладкие речи, наполненные восторженными словами влюбленного мальчика. Глупо, как же глупо. И немного стыдно за свое поведение. Стыдно, прежде всего, перед мамой.

Билл стал для него таким неважным, ненужным и даже слегка опротивевшим, что Тому было даже немного обидно. И для чего столько потраченных нервов и душевных терзаний, если даже такие безумные чувства забываются, оставляя горький привкус разочарования?

Именно сейчас всплыли слова Билла, сказанные в их последнюю ночь. «Все забывается».

Как долго он не вспоминал то, что происходило между ними? Долго, очень долго. Том сумел не только вырвать любовь из души, но и подчистить память. Он забыл даже то, что Билл просил запомнить больше всего. Сейчас от слова «Берлин» в его жилах не стынет кровь. Берлин всего лишь один из городов его родины, а не место, где он был когда-то так безмерно невыносимо счастлив. Он забыл все, и вспоминать не собирался.

Том прекрасно знал, что в большей степени убило его любовь. Предательство и ложь, ведь Билл обещал приехать, но наврал как всегда. Постепенно пришли мысли, а что если все было ложью? Не было чувств, не было полета души, только игры, продуманные ходы и хорошо скрываемая насмешка.

Первые полгода после расставания он боялся за него каждую минуту, молясь, чтобы Билл прорвался. Летом он не сдержался и позвонил Сиду, чтобы разузнать ситуацию в их городе. Тот долго ругался, что Том его забыл и пропал, но проговорили они долго и информативно. Том аккуратно подвел его к теме Каулитцев, и узнал то, ради чего позвонил. Йорга объявили мертвым, но тело пока не нашли. Билла не арестовали, улик на него не наскребли, хотя все очень старались. В июне они с Бруно и Боном свалили из города, который успели изрядно подоить на деньги.

Вот так Том узнал, что об него опять вытерли ноги. Тогда это разбило его окончательно, а сейчас даже вызывало смех. Ироничный от противного чувства омерзения к себе. Но самое печальное, что после разговором с Сидом, он прождал его еще год. Только следующим летом он начал отношения с Джен.

Боялся ли он завтрашней встречи? Нет, нисколько. Но видеть его не хотелось.

Том адекватно оценивал свои силы, которых теперь было предостаточно, знал, что сможет пережить ее спокойно и пойти дальше. Наверное, даже и к лучшему увидеть Билла еще раз перед свадьбой, чтобы окончательно убедиться, что в его душе больше нет для него места.

-Ммм, как вкусно пахнет, - сказал Том, как только зашел в столовую.

-Как дела? – спросила блондинка, в ее светлых глазах, которые Том обожал всеми остатками своей души, было волнение.

- Лучше, - он улыбнулся, прижимая упругое и далеко не костлявое тело к себе. Ее довольно объемистые формы были его фетишем.

- Что сказал адвокат?

- Завтра вечером я буду наконец свободным.

- Когда ты мне расскажешь, что происходит?

-Завтра, когда все закончится.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Общежитие
Общежитие

"Хроника времён неразумного социализма" – так автор обозначил жанр двух книг "Муравейник Russia". В книгах рассказывается о жизни провинциальной России. Даже московские главы прежде всего о лимитчиках, так и не прижившихся в Москве. Общежитие, барак, движущийся железнодорожный вагон, забегаловка – не только фон, место действия, но и смыслообразующие метафоры неразумно устроенной жизни. В книгах десятки, если не сотни персонажей, и каждый имеет свой характер, своё лицо. Две части хроник – "Общежитие" и "Парус" – два смысловых центра: обывательское болото и движение жизни вопреки всему.Содержит нецензурную брань.

Владимир Макарович Шапко , Владимир Петрович Фролов , Владимир Яковлевич Зазубрин

Драматургия / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия / Советская классическая проза / Самиздат, сетевая литература / Роман
Том 2: Театр
Том 2: Театр

Трехтомник произведений Жана Кокто (1889–1963) весьма полно представит нашему читателю литературное творчество этой поистине уникальной фигуры западноевропейского искусства XX века: поэт и прозаик, драматург и сценарист, критик и теоретик искусства, разнообразнейший художник живописец, график, сценограф, карикатурист, создатель удивительных фресок, которому, казалось, было всё по плечу. Этот по-возрожденчески одаренный человек стал на долгие годы символом современного авангарда.Набрасывая некогда план своего Собрания сочинений, Жан Кокто, великий авангардист и пролагатель новых путей в искусстве XX века, обозначил многообразие видов творчества, которым отдал дань, одним и тем же словом — «поэзия»: «Поэзия романа», «Поэзия кино», «Поэзия театра»… Ключевое это слово, «поэзия», объединяет и три разнородные драматические произведения, включенные во второй том и представляющие такое необычное явление, как Театр Жана Кокто, на протяжении тридцати лет (с 20-х по 50-е годы) будораживший и ошеломлявший Париж и театральную Европу.Обращаясь к классической античной мифологии («Адская машина»), не раз использованным в литературе средневековым легендам и образам так называемого «Артуровского цикла» («Рыцари Круглого Стола») и, наконец, совершенно неожиданно — к приемам популярного и любимого публикой «бульварного театра» («Двуглавый орел»), Кокто, будто прикосновением волшебной палочки, умеет извлечь из всего поэзию, по-новому освещая привычное, преображая его в Красоту. Обращаясь к старым мифам и легендам, обряжая персонажи в старинные одежды, помещая их в экзотический антураж, он говорит о нашем времени, откликается на боль и конфликты современности.Все три пьесы Кокто на русском языке публикуются впервые, что, несомненно, будет интересно всем театралам и поклонникам творчества оригинальнейшего из лидеров французской литературы XX века.

Жан Кокто

Драматургия