Неотправленное письмо

— Ладно, Чугунков, — сказал Родичев, бросая на стол карандаш, — восстановите мост через три дня, никто и вспоминать об этой истории никогда не будет. Так что считай, что съездил ты в район не напрасно.

— А я вовсе и не для этого к вам приехал, — усмехнулся Колька.

— Как не для этого? — насторожился Родичев. — А для чего же тогда? Чего ты там еще натворил?

— Мне дом нужен, — сказал Колька и посмотрел на Родичева исподлобья, снизу вверх.

— Какой еще дом?

— Сборно-щитовой. Нам райком партии один четырехквартирный дом выделил.

Часы на стене тикали все громче и громче. Желтый латунный маятник болтался из стороны в сторону, раздражая своей ритмичностью и аккуратностью.

Родичев посмотрел на Кольку и вытащил из пластмассового стаканчика еще один остро заточенный цветной карандаш.

— А мы вас в этом году, — сказал он наконец и подмигнул родинкой, — откровенно говоря, и не собирались застраивать.

Колька вздохнул, прищурился. Значит, не собирались? А знает ли этот Родичев с родинкой, что он, Чугунков, без дома отсюда не уедет? Что ему нельзя без дома в совхоз возвращаться? Что его жена в машине на станции ждет? Что у него семья будет? А какая может быть семья без дома?

— Вы когда хлеб сеете, когда зерно в землю бросаете, уход за ним делаете или нет?

— Ну, делаем, — откинулся Родичев на стуле.

— Значит, делаете. Значит, боитесь, что без ухода зерно вам урожая не даст, так, что ли?

— Ты куда это клонишь?

— А вот я куда клоню. Хлеба посеянные вы бороните, землю над ними рыхлите, чтобы легче им было на ноги вставать, в колос подниматься. Зеленя восходят, вы им скорее подкормку делаете, прополку, чтобы рост облегчить, от сорняков освободить.

— Ну?

— А почему же вы людей, как семечки, горстями в степь бросаете и безо всякого ухода оставляете? Почему же вы к людям хуже, чем к зерну, относитесь?

— Кто это — мы? — подмигнул Родичев и нахмурился. — Что это за обобщения? Ишь ты — «без уходу», «хуже, чем к зерну». А кто вам технику дает? Кто вас кормит-поит, у кого вы на руках, как дите малое, сидите, ни одного рубля еще не заработав?

— Мы не заработали? — набычился Колька. — А кто вам почти десять тысяч гектаров целяков распахал?

— Ваши гектары пока еще голыми внутри производства крутятся. Они еще на бюджете, как камень на шее, висят. Какой с них толк, если вы хлеба ни грамма не даете?

— А не будете совхоз в этом году застраивать, и в следующем ни грамма не получите!

— Получим!

— С кого? Кто вам в голой степи жить будет? Человека тоже на землю надо сажать, как зерно в пахоту. Ему тоже уход требуется. А вы этого не только не делаете, но даже и не собираетесь делать!

— Ну ладно, хватит меня агитировать, хватит учить, — разозлился Родичев. — Молодой еще.

— А я не учу, я свое требую.

— Своего у вас тут пока еще нету ничего. Свое в Москве осталось. А здесь свое надо заработать.

— Значит, существует целая философия от кладовщика до председателя райсовета по поводу своих и чужих, — медленно начал Колька, не отпуская взглядом искрящихся зрачков Родичева. — Значит, мы, приезжие, — это чужие, нищие, иждивенцы, бедные родственники, явившиеся сюда голыми и босыми, а вы, местные, — это свои, богатеи, принявшие все эти совхозы на свою шею. Интересно вы, товарищ Родичев, политику партии по освоению новых земель понимаете!

Он вдруг вскочил со стула, уперся руками в стол, перегнулся к председателю райсовета через чернильный прибор.

— Значит, всю технику, все расходы по нашему снабжению вы из своего тощего районного кармана выкладываете?

Родичев лихорадочно искал какие-нибудь обидные слова, которые бы сбили Чугункова с этого обвинительного тона, заставили бы замолчать, посадили бы в калошу.

— Да ваш вшивый районный бюджет ровно в сорок раз вырос после того, как мы сюда приехали! Вас государство деньгами, как мешок, напихивает, но это для новых совхозов, для целины деньги ассигнованы! А вы от нас куски рвете, кормите через день, дыры свои старые из этих денег залатываете. В районном центре шестнадцатиквартирный дом заложили? Заложили. А в Луневском совхозе ни одного дома нет. В Троицком — тоже ни одного, в Сергеевском — ни одного. А там люди живут, у них зима на носу, а они первый раз в степь приехали. Вот и начинаются разговоры: районное-то начальство на денежки, которые нам государство на обустройство выделило, себе квартирки около железной дороги строит. А мы в степи на зиму в палатках остаемся!.. Вы думаете, люди ничего не замечают? Люди все видят, во всем разбираются!

«А он грамотный, дьявол! — подумал про себя Родичев. — Грамотный и въедливый. С ним ухо надо востро держать».

— Чудак ты человек, Чугунков, — сказал Родичев и подмигнул Кольке своей родинкой, — во всем видишь обман, нарушения… А ты знаешь, что такое титульный лист на строительство жилого объекта?

— Знаю, — буркнул Колька.