Неотправленное письмо

— Какого же хрена тогда городишь всякую чепуху про квартирки для районного начальства? Без титульного листа я и десяти тысяч рублей внутри своего бюджета из одной графы в другую перетащить не могу. А сколько шестнадцатиквартирный дом стоит? То-то! Да если бы этот дом не был в масштабе области запланирован, если бы мы на него титульный лист через Госплан федерации не получили, нам бы Стройбанк ни одной копейки на него израсходовать не позволил! А ты развел здесь демагогию…

— Я никакой демагогии не разводил, — упрямо сказал Колька. — Я вам передаю то, что люди говорят.

— Людям надо объяснять такие вещи, растолковывать.

— Объяснять? — усмехнулся Колька. — Растолковывать? А вы попробуйте объясните людям, сидя в палатке, что им в этой палатке надо в степи зимовать? Человеку надо сперва крышу над головой построить, а потом уже толковать с ним о высоких материях. Это еще Маркс говорил.

«Вредный парень, — окончательно составил про себя мнение о Чугункове Родичев, — вредный и нахальный. Впрочем, на его месте таким, наверное, нужно быть. Иначе среди всей этой свистопляски и не выдержишь».

Он встал из-за стола, отошел к окну. Мимо райисполкома в окружении нескольких милиционеров в форме шел начальник районного уголовного розыска, одетый в штатское пальто. Рядом с ним, размахивая руками и доказывая что-то на ходу, семенила какая-то растрепанная тетка. Начальник угрозыска, не обращая на суетливую тетку ни малейшего внимания, шагал твердо, уверенно, глядя прямо перед собой.

Родичев повернулся к Чугункову.

— По-твоему выходит так, — медленно и рассудительно начал председатель райсовета, — совхоз ваш хлеба не сдал ни грамма, а мы его должны застраивать наравне с теми, кто сдал хлеб. Что же получается? Уравниловка? Можешь не работать, можешь о государственных интересах не беспокоиться, можешь хлеба не сдавать — Советская власть все равно тебе на блюдечке и жилье преподнесет, и крышу над головой построит, и пирогами будет кормить.

Родичев подмигнул Кольке, резко задвинул стул в проем стола.

— Нет, дорогой товарищ Чугунков, таких порядков при Советской власти нигде еще не было и здесь не будет. Мосты, я вижу, ты ломать умеешь, а кое в чем другом пока еще не разбираешься. Мы проводили и будем проводить политику поощрения. Политику выделения из общей массы тех, кто приносит государству наибольшую, конкретную и ощутимую пользу.

— Да при чем здесь политика! — закричал Колька. — Вы же знаете, что засуха была, что почти гнилыми семенами сеяли!

— У всех была засуха! Но другие и в этих условиях все-таки что-то сдавали, а вы ноль целых, хрен десятых! И на семена ты мне тут не сваливай. Сколько раз вы свой яровой клин перепахивали? Какая у вас глубина вспашки поначалу была, а? Молчишь? То-то! Вы засуху своей безобразной работой в десять раз усилили. Семенной фонд вывезли поздно, до кондиций не довели, пахали мелко — больше ничего и не требуется, чтобы урожай на корню погубить.

Он обошел вокруг стола, встал около зачехленного знамени, закурил.

— Ладно, — положил Колька обе ладони на председательский стол, — будем проводить политику поощрения. Сергеевский совхоз в этом году сдавал хлеб?

— Ну, сдавал немного.

— Троицкие сдавали? Сдавали. А сколько в Сергеевском совхозе на центральной усадьбе домов? Как вы сами говорите — ноль целых, хрен десятых. А в Троицком? То же самое. Так где же ваша политика поощрения?

— Слушай, Чугунков, — подмигнул Родичев и засмеялся. — Ну что ты меня трясешь, как грушу? Будем мы застраивать в этом году и Троицкий совхоз, и Сергеевский, не беспокойся.

— А нас не будете?

Родичев смотрел на Кольку и устало улыбался.

— Чего тебе от меня, в конце концов, надо?

— Дом.

— Не могу я, Чугунков, идти против своего собственного решения. Не могу. И вообще — зачем тебе дом? Что вы там, собственно говоря, собираетесь у себя зимой в степи делать?

— Как это что делать? Технику будем ремонтировать, строить своими силами попробуем.

— Тут есть мнение центральной усадьбы у вас вообще не начинать, — задумчиво проговорил Родичев, — а сделать вас отделением Троицкого совхоза.

— Ну уж нет, — побледнел Колька, — этот номер у вас не пройдет.

— А тебе не все равно, в каком совхозе жить?

— Конечно, не все равно. У нас же костяк с одного московского райкома комсомола.

— Это еще вопрос нерешенный. Так что пока спи спокойно.

Колька посмотрел на часы, сжал ладони в кулаки.

— Значит, не даете дом?

— Нет, не дам.

— Значит, райком партии выделяет дом, а райсовет этому решению не подчиняется?

— И так бывает.

— Ну что ж, извините за беспокойство.

Колька встал, безразличным движением надел кепку, вялыми пальцами начал застегивать пуговицы на телогрейке.

— По правде сказать, думал я, что поймете вы меня. Не как председатель райсовета поймете, а как коммунист. Выходит, ошибался я. Извините.

— Слушай, Чугунков, — сердито и даже зло сказал Родичев, — ты мне можешь объяснить: зачем тебе один-единственный дом?

Колька стоял около стола, не глядя на председателя райсовета.