В древнеанглийском имелись дурацкие рода, которые мы бы ожидали от правильного европейского языка, однако скандинавы ими брезговали, и теперь у нас не осталось ни одного (наблюдение, прямо скажем, спорное, поскольку в самих скандинавских языках рода благополучно остались – общий и средний). Более того, викинги освоили только один-единственный лоскуток некогда замечательной системы спряжения: отсюда одинокий —s
в форме третьего лица единственного числа, повисший мёртвым жуком на ветровом стекле. Как в этом случае, так и остальных, они сгладили все шероховатости. Они также последовали примеру кельтов и воспроизводили язык так, как им представлялось наиболее естественным. Существуют многочисленные свидетельства того, что они оставили английскому тысячи новых слов, включая те, которые представляются сугубо «нашими»: спойте старую добрую песенку Get Happy, и слова из этого названия окажутся скандинавскими. Им как будто хотелось повтыкать в английский таблички «Мы тут тоже были», сопоставляя наши родные слова с эквивалентами из скандинавского и оставляя дубликаты типа их dike и нашего ditch, их scatter и нашего shatter, нашего ship супротив skipper – по-скандинавски «корабль» был (и остаётся) skip, поэтому skipper – это shipper.
Однако слова были лишь началом. Они также оставили свою лепту в английской грамматике. Слаба богу, теперь редко кого учат тому, что неправильно говорить Which town do you come from?
, то есть, заканчивая предложение предлогом вместо того, чтобы с трудом втиснуть его перед вопросительным словом и получить From which town do you come? В английском языке предложения с «болтающимися предлогами» совершенно естественны, внятны и никому не вредят. Но даже с ними происходит та же история, что и с мокрой рыбкой: у нормальных языков предлоги таким образом не болтаются. Испанское предложение El hombre quien yo llegué con – The man whom I came with – звучит так, будто вы надели брюки наизнанку. То и дело встречается язык, в котором это допустимо: какой-нибудь местный мексиканский диалект или другой где-нибудь в Либерии. Но этим всё и ограничивается. Иначе говоря, это дурость. И тем не менее, да будет вам известно, что древнескандинавский тоже закрывал на неё глаза – что сохранилось в датском (тут он совершенно прав). Все эти дурацкие скандинавские влияния мы можем увидеть на примере одного-единственного предложения. Скажите That’s the man you walk in with, и это бред, потому что 1) у артикля the нет специальной формы мужского рода, чтобы соответствовать man, 2) у глагола walk нет никакого окончания, 3) нельзя сказать in with whom you walk. И вся эта странность лишь из-за того, что натворили в те достопамятные времена с добрым старым английским языком скандинавские викинги.
Наконец, вдобавок ко всему вышеперечисленному по английскому прошлись из брандспойта слов другие языки. После скандинавского пришёл французский. Норманны – потомки тех же викингов, что случается – завоевали Англию, правили несколько столетий, и вскоре английский подобрал 10 000 новых слов. Затем, начиная с XVI века, образованные англофоны превратили английский в средство изящного письма, и стало модным выковыривать слова из латыни и придавать языку более высокий штиль.
Благодаря этому притоку из французского и латыни – причём зачастую трудно сказать, какой из них был непосредственным источником заимствования – английский перенял такие слова как crucified, fundamental, definition
и conclusion. Сегодня они представляются нам вполне английскими, однако когда они были новыми, многие книгочеи XVI века и позже считали их излишне вычурными и неуместными, да и саму фразу irritatingly pretentious and intrusive («излишне вычурными и неуместными») они назвали бы излишне вычурной и неуместной. Вообразите, как сегодня французские педанты воротят нос от засилья английских слов в их языке. Некоторые литераторы даже предлагали исконные английские замены всем этим горделивым латинизмам, да и как удержаться, чтобы не использовать вместо всяких crucified, fundamental, definition и conclusion простые crossed, groundwrought, saywhat, и endsay?