Неожиданный Владимир Стасов. ПРОИСХОЖДЕНИЕ РУССКИХ БЫЛИН

Во-вторых, обратим внимание на игру Садки на лютне. Как уже выше замечено, у нас находили, что в Садке мы имеем "тип древнего нашего гусляра". Предшествующее изложение показывает, что герой нерусский, значит, нечего искать национального типа в самой основе создания. Но, кроме того, довольно странно было бы предполагаемое здесь превращение гусляра в купца. Не говоря уже о том или другом восточном оригинале, даже и в русском тексте герой былины нигде не назван гусляром. Былина называет каждую вещь своим именем, ничего не утаивает: князя так и называют князем, богатыря — богатырём, змея змеем и т. д.; будь Садко гусляр, былина, наверное, назвала бы его, и много раз, этим именем. Но этого мы не встречаем, и только уже наши исследователи, по своим соображениям, нашли необходимым вывести заключение, что Садко — гусляр и даже тип древнерусских гусляров. На самом деле мы находим совсем другое: Садко не гусляр, не скоморох, а просто бедный человек, делающийся потом богатым купцом. Что же касается восточных первообразов, то ни в одном из них не только не говорится, чтоб герой настоящего сказания был музыкант по ремеслу, но даже чтоб он тут вообще производил музыку; напротив, в одной из восточных редакций ("Дзанглун") не герой забавляет музыкой Морского царя, а Морской царь велит потешать спустившегося к нему героя музыкой. Тут вообще дело состоит не в ремесле, не в звании героя, а в общеизвестной мифологической связи музыки с водой и игры на струнах с бурею. Поэтому, какие бы ни были открыты впоследствии ещё новые восточные оригиналы настоящей легенды, кажется, во всяком случае, можно с достоверностью предполагать, что нигде герой не окажется музыкантом по ремеслу, гусляром. Гусли наших сказок и песен — это лютня и вина (род арфы) индийских и тибетских рассказов. На лютне и вине играют там очень часто цари, царевичи, царевны, брахманы, отшельники, купцы и т. д. Знаменитый индийский царь Удаяна сам учит свою невесту, царевну Васавадатту, пению и игре на лютне, и в этом занятии проводит целые дни; ему самому волшебная лютня подарена царём Змеев; звуками этой лютни он усмиряет и притягивает к себе диких слонов; царица Васавадатта и сын её, царевич Нараваханадатта взапуски играют на лютне, кто лучше; по выколотии глаз царевичи Гедон и Кунала принимаются играть один на лютне, другой на вине. Наконец, игрою на лютне отличается знаменитый отшельник и мудрец Нарада, и он не только играет на лютне, но даже потешает многочисленную публику буффонством и комическими выходками. Все эти лица и бесчисленное множество других в восточных поэмах, песнях и сказках много играют на инструментах у себя и в людях, а всё-таки они не гусляры. Так точно и Садко.

В заключение укажем на то, что представление расходившегося, бурного моря под видом чего-то пляшущего, и иногда под видом пляшущего человека не есть исключительная принадлежность русской былины о Садке: напротив, это одна из любимейших и употребительнейших фигур восточных поэм. Так, в рассказе Магабгараты о великом потопе говорится: "Море, пляшущее волнами, ревущее водой", а в другом месте, в рассказе Арджуны: "Я увидел море: пенистые, громоздящиеся его волны ходили точно пляшущие горы"; в эпизоде о пари двух сестёр, Кадру и Винаты, много раз говорится: "Море, царь рек, прыгает и пляшет своими движущимися волнами". Иногда олицетворение моря идёт так далеко, что море представляется не только "пляшущим", но даже "улыбающимся волнами".

VII СОРОК КАЛИК CО КАЛИКОЙ