Неожиданный Владимир Стасов. ПРОИСХОЖДЕНИЕ РУССКИХ БЫЛИН

Из сравнения разных восточных оригиналов третьей песни о Садке мы вынесли убеждение, что лишь в поздние времена герой этого рассказа является купцом и его похождения имеют купеческий характер. В более древних рассказах он представлен то в виде царевича, то царя, то брахмана, то существа уже вполне мифологического, и похождения его имеют характер то религиозный, то мифологический и даже стихийный. То же самое надо предполагать и о герое первых моментов легенды и былины: по всей вероятности, и он тоже в более древних рассказах являлся не купцом, а царевичем, брахманом, существом мифологическим и то, что представлено нам в поздних редакциях, буддийской и русской, под видом чудного разбогатения его и скупания потом товаров, имело вначале совсем иной характер. Чем позднее является легенда, тем более затеривается и искажается первоначальный, всегда вполне осмысленный рассказ, и тот мотив, которого мы теперь более не знаем, но который, наверное, имел вполне удовлетворительное эпическое значение, в легенде о Пурне является уже рассказом о купце, который становится горд и старается насолить целой корпорации купеческой — из мщения за дурные с ним поступки, а в русской былине представляется ещё более модернизированным рассказом о купце-самодуре, расхваставшемся своим богатством и без цели и резона употребляющем его на безалаберное дело.

В заключение необходимо сказать несколько слов о некоторых подробностях нашей былины.

В песне о Садке говорится, что, воротясь из подводного царства и выгрузив бессчётную казну с кораблей, наш богатый гость построил на неё соборную церковь Николе Можайскому; в другом месте говорится, что Садко, разбогатев, строил одну за другою церкви: во имя Стефана архидиакона, во имя Софии Премудрой и Николы Можайского. Эти указания считают у нас очень важными и сближают их как несомненные исторические факты со словами наших летописей (I и II Новгородской, I Псковской и Софийского Временника) о построении Садком Богатым церкви Бориса и Глеба в Новгороде в XI или XII веке. Ничего нет мудрёного в том, чтоб разбогатевшие купцы древнего времени строили, как и купцы нашего времени, церкви на своей родине. Без сомнения, этот факт всегда существовал и повторялся. Но когда уже достаточно доказано, что вся песня о Садке не заключает ничего русского вообще, ни новгородского в особенности, нет повода ожидать, чтоб и рассказ о построении церквей имел в себе что-нибудь действительно историческое и русское. И на самом деле, обращаясь к тем же самым источникам, которые мы видели выше, мы находим, что церкви нашего рассказа выражают собою не новгородские, не русские, не даже христианские церкви, а те храмы, которые упоминаются в восточных прообразах. Буддийские легенды, где рассказываются путешествия купцов за драгоценностями, обыкновенно кончаются тем, что, воротясь на родину, купецкий голова, начальник экспедиции, приносит дары Будде и из барышей своих строит ему ступу, т. е. храмик или часовню.

Что же касается до подробного рассказа об украшении Садкой выстроенных им церквей: "Кресты, маковицы золотом золотил, местные иконы изукрашивал, изукрашивал иконы, чистым жемчугом усадил, царские двери вызолачивал", то это, без сомнения, не что иное, как переложение на русские христианские нравы повествований об украшении героями буддийских легенд (купцами, царями, царевичами и т. д.) выстроенных ими после благополучных морских путешествий буддийских ступ или храмов. В легенде о Пурне после рассказа об укрощении им бури, спасении брата и благополучном возвращении всех купцов с богатым грузом сандала говорится, что Пурна тотчас же построил Бгагаватту (всевышнему Богу) "храмину из сандального дерева, изукрашенную сандальными гирляндами. По прибытии туда по приглашению Пурны Будда превратил этот храм в хрустальный".