Неожиданный Владимир Стасов. ПРОИСХОЖДЕНИЕ РУССКИХ БЫЛИН

Ясно, значит, что эти рассказы явились в наше отечество тогда уже, когда тесной народной связи с другими славянскими и западными племенами и народами уже не существовало и когда наш народ стоял уже особняком, отдельною самостоятельною личностью, замкнутою сама в себе. Во-вторых, если б те рассказы, которые являются прототипами русских былин, пришли к нам в эпоху между VII и XI веками, тогда наши былины имели бы непременно в себе много черт мусульманства, потому что непосредственные наши сношения с Востоком происходили тогда через мусульман (булгар), и, значит, мусульманскими подробностями и понятиями были бы окрашены те рассказы, которые мы бы от них получили. Но этого нет: наши былины имеют преимущественно колорит буддийский, или же языческий, а это объясняется именно тем, что буддийцами и язычниками были те монгольские и тюркские племена, которые нахлынули на Россию начиная с XIII века и целых два столетия налагали на неё печать своего присутствия. В-третьих, если б те рассказы пришли к нам между VII и XI веками, тогда в наших былинах было бы много элементов финских и, по всей вероятности, весь эпический поворот их был бы в значительной мере финский, потому что в означенную эпоху финские племена играли в сношениях торговых и иных столько же важную роль для северных наших племён, как и восточные племена. Но и этого на деле не оказывается. В физиономии, общем духе, складе наших богатырей и совершаемых ими подвигов нет ничего похожего на физиономию, дух и склад богатырей финского эпоса. С Калевалой наши былины имеют сходство лишь только в некоторых общих эпических мотивах (подобно тому как они имеют такое же сходство с древними эпическими произведениями скандинавов и германцев), и это сходство имеет основанием, как мы выше уже говорили, общеарийские древние мотивы, распространённые не только у самих арийских племён, но и у разных племён азиатских, каковы тюркские, монгольские, а также и финские. С финской Калевалой наши былины имеют также мало действительного, близкого сходства в физиономии и подробностях, как и с "Эддой" и "Нибелунгами", и можно было бы представить (что, быть может, мы и сделаем впоследствии) длинную цепь всех несходств и особенностей как в крупных, так и мелких подробностях быта, жизни, привычек, вооружения, боя, всевозможных предметов жизненной обстановки. Здесь ярко выказался бы тот факт, что финские, скандинавские и германские поэмы эти сложились уже в эпоху самостоятельности и полного духовного обособления каждого из этих народов. Богатырь русской былины ни в чём не похож на богатыря финского, скандинавского и германского эпоса, целые пропасти разделяют тех и других, а между тем никаких подобных пропастей не существует между богатырём русской былины и богатырями монгольских и тюркских поэм и песен: напротив, точки соприкосновения и величайшего сходства, даже тожества, бросаются в глаза на каждом шагу.

Всё это вместе, кажется мне, показывает довольно ясно, что материал для наших былин пришёл к нам с Востока не в раннюю, а довольно позднюю эпоху, что и было причиной указанных нами явлений.

* * *