Непал. Винтажный роман

Я предложил Эду заснять его, однако он почему-то не захотел и принялся фотографировать всё вокруг. А я занялся другим важным делом: вытащил из кармана припасённые сладости и маленький красно-синий карандаш, который дала моя дочка Нима. Вырыл ямку в снегу и положил всё в неё. Увидев это, Эд достал чёрную тряпичную кошку с белыми глазами – её в качестве талисмана передал руководитель нашей экспедиции полковник Хант; я тоже положил кошку в ямку.

Дома мы угощаем сладостями тех, кто нам близок и дорог. Эверест был всегда дорог мне, а теперь стал ещё и близким. Я молился и благодарил Бога. Семь раз ходил на гору своей мечты, и на седьмой раз Бог помог мне: мечта стала реальностью. Thuji chey, Chomolungma…»[8]

На следующий день я пошёл в сторону монастыря Тянгбоче. Прямо на тропе открывали стелу в честь 50-летия первого покорения Эвереста. Собралось много людей, и среди них я опять увидел Эда. Теперь он меня узнал и даже весело подмигнул. Обрадованный, я решил напоследок ещё что-нибудь вытянуть из него и, памятуя успешный опыт в Катманду, подступился к герою на необычной ноте:

– Сэр, прошу всего двадцать секунд вашего внимания! Мы столько говорили с вами о проблемах и трудностях. Расскажите на прощание что-нибудь весёлое и связанное, конечно, с восхождением.

– Идёт! Я вижу, вы направляетесь в Тянгбоче. Вот про него и расскажу. Когда, возвращаясь с вершины, мы достигли монастыря, дальнейший путь вниз был понятен и несложен. Мы остановились на ночлег, раскладывали и сортировали продукты и снаряжение. Тут к нам подошёл лама, остановился, внимательно всматриваясь в наши лица, и наконец спросил, видели ли мы… богов на вершине Эвереста. Одновременно смутившись и не в силах скрыть улыбки, мы сказали, что не видели. Лама помрачнел и разочарованно произнёс: «Ну, значит, вы там не были…»

Глава II Южная Аннапурна

Для француза Мориса Аннапурна стала первым покорённым восьмитысячником в мире. Для россиянина Володи – первым собственным восьмитысячником. Но к этому времени и Аннапурну, и даже Эверест покорили сотни и сотни восходителей со всего мира, в том числе из нашей страны. Володе – умелому и опытному восходителю – хотелось большего, и мы недопонимали в то время, насколько большее он для себя планировал.

О том, что в мае 93-го он взял Эверест, я узнал из новостей информационных агентств. Новости, понятное дело, давались краткие, а мне не терпелось узнать подробности. Контакты у нас, слава богу, всегда были хорошими, и через несколько дней после возвращения мастера спорта международного класса в Москву мы встретились.

Тут и вот какая подробность. Даже малограмотный шерпа Тен, как вы помните, подробно надиктовывал райтеру свои воспоминания о крутом клайминге, а Володя был, что называется, не по этому делу: ни писать, ни рассказывать подробно у него не получалось. Но кое-что я из него все-таки выжал.

Весной 1993-го они с ребятами прилетели в Непал, чтобы попробовать взойти на Эверест. Именно попробовать. Потому что даже минимальным сходством с многолюдными экспедициями Мориса, Ханта и других здесь не пахло. Никаких тонн грузов, никаких сотен носильщиков! Еле-еле наскребли денег на пермит. Это такой выдаваемый непальскими властями документ-пропуск, который даёт право на восхождение. То есть вы платили в 93-м, применительно к Эвересту, десять тысяч баксов и получали право. Забегая вперед, скажу, что годом позже стоимость «права плюс некоторые услуги» для группы восходителей поднялась до пятидесяти тысяч зелёных, а ещё через пару десятков лет столько же или больше приходилось платить уже за одного, в зависимости от этого самого «пакета дополнительных услуг». Давало ли виртуальное право на восхождение за «десятку» образца 93-го реальную возможность пользоваться носильщиками; включало ли в себя расходы на еду, снаряжение? Не-е-т, за эти «капризы» следовало платить дополнительно.