Читаем Непарадный Петербург в очерках дореволюционных писателей полностью

В Петербурге насчитывается 31 крупных тряпичников, «хозяйчиков», проживающих в 26 пунктах города.

Эти «хозяйчики» одних только костей перекупают от тряпичников от 2,000 пудов до 100,000 пудов в год. Один из крупных хозяйчиков живёт на Петербургской стороне на Посадской улице. Зимою у него живёт до 150 тряпичников. С утра они разбредутся по городу, идут и через Неву, а к вечеру возвращаются с добычею. На Посадской улице то и дело видишь тряпичников. Некоторые из них везут поклажу на двухколёсной тележке, а то и на ломовиках. Здесь же, на Посадской улице есть и трактир, исключительно посещаемый тряпичниками. Под вечер, когда тряпичники возвращаются с работы, он бывает битком набит ими. Во дворе у «хозяйчика» устроены огромные каменные амбары для склада тряпья, костей, железа, битого стекла, бутылок и прочего…

Упомянутый хозяйчик одних только костей покупает и продаёт до ста тысяч пудов в год, а тряпья, железа, битого стекла и прочего неизвестно сколько. Главными источниками, откуда идут кости, можно назвать следующие: 1) черные лестницы, помойные ямы и городские свалки; 2) казармы, больницы, учебные заведения; 3) рестораны, кухмистерские и разные столовые; 4) колбасные и гусачные[204] заведения; 5) мясные лавки и 6) частные кухни.

Кроме каменных амбаров, каждый тряпичник имеет маленький деревянный сарайчик, сколоченный из досок и нередко покосившийся на сторону.

Сарайчик это — кладовая тряпичника.

Здесь собраны более или менее ценные предметы, начиная от старых сапог и кончая какими-нибудь поношенными брюками цвета «наваринского дыма[205] с искрой». Даже крыша сарайчика и та занята: нагромождены в беспорядке ломанные железные кровати о трёх ножках, умывальники и т. п.

По субботам вечером, вы непременно встретите тряпичника по окончании дневных работ у него в сарайчике. Он приготовляется на «развал» на Толкучий рынок. Из груды старых сапог выбирает ту, в которой поменьше заплат.

Кроме «хозяйчиков», которым тряпичник продаёт кости, тряпки, бутылки и банки, он имеет дело ещё и с петербургскою беднотой: на «развале» он продаёт беднякам разное поношенное старье.

Старые сапоги скупаются от тряпичников оптом и отсылаются в село Кимры Тверской губернии — тамошним сапожникам.

Каждый «хозяйчик» содержит у себя несколько бедных женщин, «сортировщиц», которые сортируют тряпье по качеству. Холщовую льняную тряпку отделяют от шерстяной — первая идёт на писчебумажную фабрику, а вторая — на ткацкую фабрику. Летом сортировщицы работают во дворе: весь двор бываете завален тряпьём, которое в тоже время и просушивают на солнце, в ясную погоду. Сортировку тряпья я видал, например, на Гутуевском острове, на самом взморье. Здесь тряпичник рассортировывает тряпьё для отправки за границу.

Чтобы судить о размере костяного дела в Петербурге заметим, что на том же Гутуевском острове имеются костеобжигательные заводы. Один из них, самый большой, обжигает костей 1 миллион пудов в 1 год. Во дворе завода навалены такие кучи костей, которые по своим размерам превосходят всякое воображение…

Взобравшись на одну из этих куч, можно обозреть окрестности столицы: сперва видны финские болота, а дальше, на взморье, — рыбацкие тони, и наконец на самом горизонте — синева неба сливается с синевой воды. У подошвы горы, точно гномы, копошатся рабочие, которые лопатами накладывают кости на носилки и уносят их в помещение костеобжигательного завода.

Тряпья добывается в Петербурге ещё более, чем костей: тряпьё идёт на писчебумажные фабрики.

Грязные старые бутылки промываются и снова сбываются на водочные заводы.

Таким образом, стеклянные бутылки совершают следующий круг: из пивоваренного или водочного завода они идут в портерные и прочие подобные заведения, из портерных их вместе с водкой или пивом покупает обыватель; из рук обывателя они попадают в руки тряпичника, а от этого последнего — снова на водочные и пивоваренные заводы.

Все это делается при посредстве услужливого тряпичника. 

Hищие

Нищенство в Петербурге год от году усиливается и становится явлением самым обыкновенным. Кроме дряхлых стариков, нищенством промышляют дети и даже женщины с грудными младенцами.

На любой улице Петербурга вы непременно встретите нищих. Но особенно много их бывает зимой, преимущественно накануне рождественских праздников. Знакомая сцена: во время праздничной сутолоки среди шумных улиц столицы, на панели, торчит печальная фигура нищего, свидетельствуя своим умоляющим взглядом, что ему не хватило места на жизненном пиру. Или вы идёте вечером, и видите, что на панели сидит какое-то человеческое существо в рваной одежонке. Шапка с головы снята и лежит на панели. В шапке несколько монет. Для привлечения внимания прохожих, это существо то и дело крестится, как только кто-либо проходит мимо его. Но взгляните на эту жалкую фигуру — и вы тотчас же увидите на её физиономии следы пьянства, бессонных ночей и тому подобные признаки разгульной жизни.

Как только вы поравнялись с нищим, сидящим на панели, он начинает усиленно творить крестное знамение.

— Что ты молишься, ведь я не Бог!

Перейти на страницу:

Все книги серии Повседневная жизнь петербургской сыскной полиции

Повседневная жизнь петербургской сыскной полиции
Повседневная жизнь петербургской сыскной полиции

«Мы – Николай Свечин, Валерий Введенский и Иван Погонин – авторы исторических детективов. Наши литературные герои расследуют преступления в Российской империи в конце XIX – начале XX века. И хотя по историческим меркам с тех пор прошло не так уж много времени, в жизни и быте людей, их психологии, поведении и представлениях произошли колоссальные изменения. И чтобы описать ту эпоху, не краснея потом перед знающими людьми, мы, прежде чем сесть за очередной рассказ или роман, изучаем источники: мемуары и дневники, газеты и журналы, справочники и отчеты, научные работы тех лет и беллетристику, архивные документы. Однако далеко не все известные нам сведения можно «упаковать» в формат беллетристического произведения. Поэтому до поры до времени множество интересных фактов оставалось в наших записных книжках. А потом появилась идея написать эту книгу: рассказать об истории Петербургской сыскной полиции, о том, как искали в прежние времена преступников в столице, о судьбах царских сыщиков и раскрытых ими делах…»

Валерий Владимирович Введенский , Иван Погонин , Николай Свечин

Документальная литература / Документальное
Непарадный Петербург в очерках дореволюционных писателей
Непарадный Петербург в очерках дореволюционных писателей

Этот сборник является своего рода иллюстрацией к очерку «География зла» из книги-исследования «Повседневная жизнь Петербургской сыскной полиции». Книгу написали три известных автора исторических детективов Николай Свечин, Валерий Введенский и Иван Погонин. Ее рамки не позволяли изобразить столичное «дно» в подробностях. И у читателей возник дефицит ощущений, как же тогда жили и выживали парии блестящего Петербурга… По счастью, остались зарисовки с натуры, талантливые и достоверные. Их сделали в свое время Н.Животов, Н.Свешников, Н.Карабчевский, А.Бахтиаров и Вс. Крестовский. Предлагаем вашему вниманию эти забытые тексты. Карабчевский – знаменитый адвокат, Свешников – не менее знаменитый пьяница и вор. Всеволод Крестовский до сих пор не нуждается в представлениях. Остальные – журналисты и бытописатели. Прочитав их зарисовки, вы станете лучше понимать реалии тогдашних сыщиков и тогдашних мазуриков…

Валерий Владимирович Введенский , Иван Погонин , Николай Свечин , сборник

Документальная литература / Документальное

Похожие книги

1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции

В представленной книге крушение Российской империи и ее последнего царя впервые показано не с точки зрения политиков, писателей, революционеров, дипломатов, генералов и других образованных людей, которых в стране было меньшинство, а через призму народного, обывательского восприятия. На основе многочисленных архивных документов, журналистских материалов, хроник судебных процессов, воспоминаний, писем, газетной хроники и других источников в работе приведен анализ революции как явления, выросшего из самого мировосприятия российского общества и выражавшего его истинные побудительные мотивы.Кроме того, авторы книги дают свой ответ на несколько важнейших вопросов. В частности, когда поезд российской истории перешел на революционные рельсы? Правда ли, что в период между войнами Россия богатела и процветала? Почему единение царя с народом в августе 1914 года так быстро сменилось лютой ненавистью народа к монархии? Какую роль в революции сыграла водка? Могла ли страна в 1917 году продолжать войну? Какова была истинная роль большевиков и почему к власти в итоге пришли не депутаты, фактически свергнувшие царя, не военные, не олигархи, а именно революционеры (что в действительности случается очень редко)? Существовала ли реальная альтернатива революции в сознании общества? И когда, собственно, в России началась Гражданская война?

Дмитрий Владимирович Зубов , Дмитрий Михайлович Дегтев , Дмитрий Михайлович Дёгтев

Документальная литература / История / Образование и наука
Лаврентий Берия. Кровавый прагматик
Лаврентий Берия. Кровавый прагматик

Эта книга – объективный и взвешенный взгляд на неоднозначную фигуру Лаврентия Павловича Берии, человека по-своему выдающегося, но исключительно неприятного, сделавшего Грузию процветающей республикой, возглавлявшего атомный проект, и в то же время приказавшего запытать тысячи невинных заключенных. В основе книги – большое количество неопубликованных документов грузинского НКВД-КГБ и ЦК компартии Грузии; десятки интервью исследователей и очевидцев событий, в том числе и тех, кто лично знал Берию. А также любопытные интригующие детали биографии Берии, на которые обычно не обращали внимания историки. Книгу иллюстрируют архивные снимки и оригинальные фотографии с мест событий, сделанные авторами и их коллегами.Для широкого круга читателей

Лев Яковлевич Лурье , Леонид Игоревич Маляров , Леонид И. Маляров

Документальная литература / Прочая документальная литература / Документальное