И, невзирая на эти социальные, так сказать, отличия, трактирные прихлебатели все на один покрой: они хвастливы и лживы, грязны и ветхи по костюму, постоянно выпивши или пьяны, липки, как пластырь, податливы, как резина, навязчивы и назойливы до крайности, лишены всякой порядочности и самолюбия или обидчивости, болтливы без толку, услужливы без разбору и по своим побуждениям, вожделениям и намерениям вечно балансируют между попрошайством и уголовным обманом. Завсегдатай садится всегда у буфета, берет газету и читает или, вернее, не читает, а прикрывается газетным листом, чтобы высматривать кругом, не обращая на себя внимания. Его глаза воспалены, причёска в беспорядке, лицо с отёками и припухлостями, пальтишко рваное, сорочка грязная, сапоги дырявые. Все это, однако, не мешает ему сидеть развалясь, с апломбом влиятельной персоны, заложив нога на ногу и высокомерно, фамильярно командовать.
— Петр Иванович (буфетчик), вели-ка мне подать зубочистку. А что, такой-то не бывал? Чем у вас вчера кончилась драка? Посмотри, не осталось ли на «текущем»?
«Текущий счёт» — это водка, оставшаяся недопитой в компании. Так как он сидел в компании, то считает себя вправе допить недопитое и доесть несъеденное.
Если вы послушаете завсегдатая, то это такая всесильная и влиятельная особа, которая все может! Он знает пол-Петербурга, знаком с властями, свой человек в денежной аристократии, близкий приятель кого хотите и возьмётся выхлопотать что угодно, начиная с ордена «Льва и солнца» и кончая пикантной интрижкой. Он так великодушен и бескорыстен, что ему ничего не надо, только угостите его и дайте ему двугривенный на извозчика.
— Другой взял бы с вас тысячи, а мне ничего не надо, — приговаривает он, поспешно наливая рюмку, как бы боясь, что ему скажут «брысь!» и он останется натощак.
Завсегдатай любит вести речь о политике, о нажитых (тем-то или тем-то) миллионах, о близости колоссальных удач и наживы и говорит с авторитетом знатока. Но если его резко оборвут и пошлют в физиономию «дурака», он съёжится, стушуется и робко будет выжидать позволения опрокинуть рюмочку. Тут уж он благоговейно будет слушать оборвавшего его и поддакивать на каждом слове, не осмеливаясь даже в пустяках иметь своё собственное суждение.
Содержатели трактиров и буфетчики относятся к завсегдатаям покровительственно и терпят их, главным образом, вот почему. В трактире, когда посетители перепьются, нередко завязывается спор между гостями и прислугою, в таких случаях «судьёй» является сама публика, и вот завсегдатай сейчас же выступает от лица публики и, разумеется, принимает сторону администрации трактира. Он, как истый оратор, произносит защитительную речь и по праву «гостя», т. е. постороннего лица, произносит решение. Кто не знает амплуа этого гостя, должен ему верить, потому что он здесь такой же посетитель, как и все.
Кроме, однако, этого «представительства» завсегдатай искренно готов оказать «своему» заведению всяческую услугу и нередко приносит пользу, например: написать какое-нибудь прошение, сходить куда-нибудь или, при случае, заставить компанию выпить лишнюю бутылку вина. Все это, разумеется, мелкие услуги, но ведь и сам завсегдатай мелок, много ли он стоит хозяину? Изредка — рюмку водки и бутерброд, а в большинстве случаев только газету и зубочистку… Но и эту рюмку буфетчик вернёт, когда завсегдатай будет сидеть в компании. Тогда припиши хоть две бутылки, завсегдатай убедит компанию, что вино выпито, он сам видел, сам считал и т. д. и т. д.
Завсегдатаи имеются почти в каждом трактире, но двух завсегдатаев не бывает. По пословице: «В одной берлоге не бывает двух медведей», если в трактире заведётся другой прихлебатель, то между ними завязывается смертельный бой, и побеждённый ретируется…
Говоря о завсегдатаях, я должен признать, что большинство их совершенно безвредные и жалкие существа, но попадаются экземпляры наглые и способные на всякие подлости, начиная с «анонимов». Большая часть анонимных писем и доносов принадлежит завсегдатаям и составляет их силу, которой многие боятся.
Таковы общие типы петербургского трактирного быта. Я опустил первоклассные французские рестораны, отели и проч., где слугами являются татары или иностранцы. Резюмируя все мною сказанное, приходится воскликнуть: положение одиннадцати тысяч трактирных слуг давно требует упорядочения!
Кому покойники, а нам товарец[130]
В треуголке, обшитой позументом, в траурном фраке с крепом через плечо и с зажжённым факелом в руках, шествовал я по улицам Петербурга, участвуя в печальных погребальных церемониях…
Тяжёлые, до содрогания отвратительные скитания, но зато какие ужасные впечатления, какой страшный неведомый мир!
Ездил я шесть дней извозчиком, ходил бродяжкой, служил «шестёркой», но все это цветочки в сравнении с «Пироговской лаврой», с «Горячим полем», с недрами гробовых мастерских и кладбищенских трущоб…