Непарадный Петербург в очерках дореволюционных писателей

Мне не удалось увидеть, сколько он получил и не обсчитал ли он вдову, которая ничего не видела и не помнила. Гробовщики пользуются такими моментами. Ведь не каждый день выпадают такие «случаи». А жить и пить надо ежедневно. Ergo[141]: «момент следует ловить».

Для покойников и провожатых существует на Николаевской дороге отдельный вокзал, платформа и особые поезда. На платформе было около двадцати гробов, с дощечками «отпетый» и «неотпетый». Первых было восемь, вторых больше, десять. Последние, кажется, больничные судя по внешнему виду гроба и отсутствию кого-либо из провожатых. Гробы поставили в товарные вагоны. Ровно в половину одиннадцатого пришёл пассажирский поезд; к нему в хвост прицепили вагоны и мы поехали до станции «Преображенской».

День был чудный, жаркий. Пассажиры, ехавшие весёлыми группами на охоты, в гости, и не подозревали, какой «хвост» находится у их поезда. Стоны и слезы провожавших, убожество «последнего долга» и сильный трупный запах составляли принадлежность этого «хвоста». А трупные мухи, жужжавшие вокруг гробов и садившиеся потом на нас, траурщиков? Если бы пришлось ехать ещё одну-две станции, я, кажется, выскочил бы с поезда, бросив своё «интервью».

Но поезд остановился. Кладбищенские служители встретили наши вагоны с носилками. Один на один уставили «отпетых» и потащили к вырытым заранее могилам. «Неотпетых» понесли в церковь, где началась уже литургия. На двадцать покойников было только шесть человек провожавших и один (я) траурщик! Более чем скромно! Тут, видимо, мало соблюдается церемоний.

Я пришёл к приготовленным могилам с дощечками. Их скорее можно назвать «колодцами». Гробы не «опускают», а «погружают» в воду. Когда все «погружены», их засыпают и втыкают шест. Этот шест с табличкой образует эмблему креста. На дощечке: «Иван Петров», «Марья Степанова». Но в который колодец погрузили Марью и в который Ивана — никто не знает. Дощечки, заранее приготовленные, лежали в куче и после их прибивали как попало. Скоро отдали «последний долг» всем этим Марьям и Иванам. В храме продолжалось ещё отпевание «неотпетых». На кладбище ощущался сильный трупный запах. Слышались рыдания, вопли отчаяния.

Скорее, скорее на свежий воздух. К платформе подошёл дачный поезд. Из окон виднелись нарядные туалеты дам, слышался весёлый говор, смех. Я побежал к вагону второго класса и занёс уже ногу на ступеньку, как меня кто-то схватил за рукав и грубо оттолкнул:

— Пошёл вон, куда лезешь!

Это был кондуктор. Я опять забыл, что на мне наряд факельщика.

6. Хозяева

Один из шести дней я провёл в мастерской «хозяина» средней руки в качестве «штучника», поставляющего гробы. Разумеется, гробов не делал и не поставлял, но мне хотелось провести этот день в «семье» гробовщика, чтобы постигнуть все скрытые пружины промысла и сделать наблюдения над внутреннею жизнью этих мрачных ремесленников.

Какое душу мутящее кощунство и цинизм царят в этих тесных, грязных, подвальных «мастерских», пропитанных запахом сивухи, ладана и трупа?! Букет ужасный именно своим сочетанием. А эти люди, люди, утратившие страх, уважение и благоговение пред последним вздохом ближнего, пред тою загробною жизнью, куда они ежедневно напутствуют и провожают десятки людей!

Я приведу несколько фактов из жизни «хозяев», очевидцем которых я сам был и читатели пусть сами сделают выводы.

Степан Дмитриев, человек не первой молодости, семейный и богатый. У него дочь невеста и сын подросток занимаются приёмом заказов. Живёт он довольно прилично и вне сферы своей деятельности мог бы считаться вполне приличным купцом, но… но он потомственный гробовщик до мозга костей, унаследовавший все инстинкты и чувства принадлежать своей профессии. Он ходит в соседний трактир с условием, чтобы в случае смерти хозяина или жены его похороны были отданы ему; иначе он «ходить в трактир не будет». С тем же условием он забирает товар в лавках, нанимает квартиру, даже знакомится с кем-нибудь. Все помыслы и вожделения его направлены к… «покойникам», которые его кормят, поят и дают возможность богатеть. Он нежен с богатыми покойниками, как влюблённый с невестой, и груб, жесток с бедными мертвецами, как ростовщик с безнадёжным должником.

Однажды на Выборгской стороне хоронили богатую старушку. Гробовщики один за другим стали визитировать к сыну старушки, когда умирающая была ещё жива. Сын пришёл в ярость и встречал каждого поленом дров. Явился и Степан Дмитриевич. Как человек опытный, бывалый, он пустился бежать обратно по лестнице, едва завидев молодого человека в кухне. Но предательское полено достигло его на площадке и грохнулось об его спину. Степан Дмитриевич даже присел, испустив стон. Нестерпимая боль началась под ложечкой. Он чувствовал, что полено отшибло у него что-то внутри. Горе, злоба, досада Степана Дмитриевича были так велики, что он решил отомстить за себя. Знаете, как? Он добился заказа хоронить старушку и приписал сыну к счёту ровно 150 рублей, во что он ценил полученные от полена повреждения.