Непереводимое в переводе

Здесь же следует, кстати, предостеречь переводчика от и в самом деле нечаянного столкновения или совме­щения в одном тексте слов, которые оформили бы ка­ламбур типа цитируемых Н. Галь; например, влюблен­ный говорит что-то женщине, «целуя ее в ш е ю и теряя при этом голову»². (Разрядка наша — авт.)

Элементом, обеспечивающим каламбуру успех, явля­ется непредсказуемость того или иного звена в цепи речи, так называемый эффект неожиданности (ef-fet de suprise). «Появление каждого элемента речевой цепи как бы предопределяется всеми предшествующими элементами и предопределяет все последующие элемен­ты», — пишет С. А. Колесниченко³, объясняя этот эф­фект: одновременно или последовательно, читатель вос­принимает два значения, одного из которых не ожидал. Кстати, сказанное объясняет особенно ясно, почему авто­ры так охотно кладут в основу каламбуров фразеологиз­мы, т. е. такие сочетания слов, которые не создаются в момент говорения или писания, а воспроизводятся в го­товом виде: речевой поток здесь течет в сложившихся ве­ками берегах, читатель знает точно, какой компонент за каким надо ожидать, а это делает особенно острым эф­фект обмана его ожиданий.

Сущность каламбура заключается    в    столкновении

¹ См. указ, выше статью С. С.   Кузьмина.

² Г а л ь   Н. Указ, соч., с. 93.

³Колесниченко   С.   А.   Указ, соч., ее. 108, 107.

289

Или, напротив, в неожиданном объединении Двух несо§-: местимых значений в одной фонетической (графической)! форме. То есть основными элементами каламбура явля-[ ются, с одной стороны, одинаковое или близкое до омо-1 нимии звучание (в том числе и звуковая форма многоз-; начного слова в его разных значениях), а с другой—; несоответствие до антонимии между двумя значениями:, слов (это «крупный—195 см — специалист»), компо-; нентов ФЕ и «свободных» слов («жизнь бьет ключом — по голове»), слова и его компонентов («белоручка» — «белые руки»), слова и произвольных кусков его, типа шарад («Злато, злато!. Сколько через тебя зла-то»¹, разрядка наша — авт.), слова и его ложной, произволь­ной, «народной» этимологии (вместо «спекулянт» — «ску-пелянт»), а также устойчивого и омонимического ему словосочетания («баснями не накормишь и соловья»).

2. Сказанное до сих пор о природе каламбуров мо­жет в некоторой степени выявить ту работу, которая предстоит переводчику, и в чем заключается ее основ­ная трудность. В отличие от перевода обычного текста, при котором его содержание (в том числе образы, кон­нотации, фон, авторский стиль) нужно влить в новую языковую форму, здесь, при переводе каламбура, пере­выражению подлежит и сама форма подлинника — фонетическая и/или графическая. Больше того. Нередко приходится даже менять содержание в 'угоду форме — на новое, если невозможно сохранить старое. Это необхо­димо потому, что для полноценного перевода художест­венного или публицистического произведения план выра­жения может оказаться важнее плана содержания. Не­трудно понять, что добиться при этом верного на все сто процентов перевода, т. е. передать неизмененным содер­жание, не меняя при этом и форму, удается сравнительно редко, так как между обыгрываемыми словами (фразео­логизмами) ИЯ и соотносительными единицами ПЯ должны существовать не просто эквивалентные отноше­ния, но полная эквивалентность с охватом двух (или больше) значений.

Однако даже при таком положении не всегда можно рассчитывать на стопроцентно удачный перевод: между эквивалентами часто совсем неожиданно обнаруживают­ся незаметные при других обстоятельствах расхожде-

'Островский   А.   Н.    (цит. по: К о л о с о в  П.   И.   Словарно-стилистические упражнения. М.: Просвещение, 1964, с. 212)

290

ния — в сочетаемости, частотности или употребительно­сти, в стилистической окраске или эмоциональном заря­де, в наборе синонимов или антонимов, в этимологии или словообразовательных возможностях, в вызываемых ас-социациях или коварных намеках и т. п. А иногда даже незначительного с виду отличия достаточно, чтобы поме­шать правильному воспроизведению игры слов на ПЯ и заставить переводчика искать для этого новых путей. Вывод из сказанного один: буквального перевода (т. е. передачи не только содержания, но и формы), к которому мы стремимся как к идеалу (какой парадокс!) при пере­воде каламбура, можно добиться скорее в виде исключе­ния; как правило же, здесь не обходится без потерь. Вот почему переводчик должен в первую очередь задать се­бе вопрос: чем жертвовать? Передать содержание, отказавшись от игры слов, или же сохранить каламбур за счет замены образа, отклонения от точного значения, затушевки идейного замысла, даже вообще сосредото­читься только на игре, полностью абстрагировавшись от содержания? Которая из жертв — плана содержания или плана выражения — Окажется в переводе .меньшим злом?