Непонятый «Евгений Онегин»

Онегин же не вписывается в традиционные отношения. Единственное, что мог сделать Онегин для своих мужиков, он и сделал: ослабил гнет крепостной повинности. Тем не менее он, заменивший портреты царей на стенах портретом лорда Байрона, живущий полностью в сфере духовных запросов, действительно чужой среди своего же народа. Духовные интересы Онегина и его дворовых даже не пересекаются.

Если Анисья поясняет старого и молодого хозяев, то Татьяну поясняет, конечно, няня. Между тем отношения Татьяна — няня надо поставить в один ряд с отношениями онегинский дядя — Анисья, отметив при этом существенные отличия: другой их уровень, бóльшую сердечность и человечность; тем не менее это количественные отличия, не разрушающие сам тип отношений барин — слуга, пусть это добрая барышня и исполняющая свой долг не за страх, а за совесть служанка[235].

Подобный тип отношений Пушкин сохраняет даже и социально в более острых произведениях — в «Дубровском»[236] и частично (Гринев — Савельич) в «Капитанской дочке».

В диалоге няни и Татьяны слышатся не два, а четыре голоса.

Няня: «Что, Таня, что с тобой?»; «И полно, Таня!»; «Дитя мое, ты нездорова»; «Дитя мое, господь с тобою!»; «Сердечный друг, ты нездорова»; «Пора, дитя мое, вставай: / Да ты, красавица, готова! / О пташка ранняя моя!»; «Да, слава богу, ты здорова!»; «Изволь, родная…»; «Мой друг, вот бог тебе порука»; «Кому же, милая моя?»; «Сердечный друг, уж я стара…»

Она же: «Прикажи»; «Я нынче стала бестолкова»; «Бывало, слово барской воли…»; «Не гневайся, душа моя…».

Татьяна: «Ах, няня, няня, я тоскую, Мне тошно, милая моя»; «Я… знаешь, няня… влюблена»; «Прости»; «Ах! няня, сделай одолженье»; «Ах! не откажи».

Она же: «Оставь меня: я влюблена»; «Дай, няня, мне перо, бумагу, / Да стол подвинь»; «да велеть ему»; «Как недогадлива ты, няня!»; «Что нужды мне в твоем уме?»

Признаем справедливым мнение Б. С. Мейлаха: «…Не следует, подобно славянофилам, снижать образ Татьяны до уровня Филипьевны… Татьяна, доверив няне свое новое чувство, не может найти с ней общего языка, няня ее не понимает»[237]. Далее исследователь продолжает: «Свойственная Пушкину реалистическая трезвость описаний не позволила уничтожить различия, которые сказывались даже в столь близких, родственных отношениях между Татьяной и Филипьевной» (с. 593–594). Отметив барскую интонацию в речи Татьяны, Б. С. Мейлах заключает: «Такие оттенки отношений между Татьяной и Филипьевной не принято замечать, вероятно из опасений тем самым как-то снизить образ Татьяны (хотя они свидетельствуют лишь о том, что даже самый положительный герой является сыном своего времени и не властен из него вырваться). Но Пушкин, будучи верным действительности во всем, не забывал мимоходом отметить как это, так и то, что у Татьяны „изнеженные пальцы“, что она свое письмо „писала по-французски“ и искала соответствий своим мечтам в романах Ричардсона, Руссо и m-m де Сталь» (с. 594).

Примеры, удостоверяющие принадлежность Татьяны к своему (т. е. дворянскому) классу, можно умножить. Н. Л. Бродский видит «помещичью подкладку»[238] не только в эгоистических репликах Татьяны в беседе с няней, но и в такой детали:

Докучны ей
И звуки ласковых речей,
И взор заботливой прислуги.

Татьяна вообще с детства сторонится всех — родных и дворовых. Кстати, когда героиня узнает печальную для нее новость о поездке в Москву, она спешит беседовать со своими рощами и лугами, но поэт не показывает ее беседующей с няней, не выделяет няню среди «челяди» у ворот, прощающейся с барами. И надо заключить, что исповедь, свидетелями которой мы были, не входила у Татьяны в систему…

Няню в «деревенских» главах мы встречаем еще вот по какому поводу: «Татьяна, по совету няни / Сбираясь ночью ворожить…» Татьяна сама по себе суеверна, и ее суеверия поддерживаются. Надо вообще осторожно отнестись к утверждению о близости Татьяны к народу, хотя бы по той причине, что если героиня, просвещенная дворянка, черпает у неграмотного народа его суеверия и предрассудки, то можно усомниться в пользе такой близости.

Но не будем торопиться переселять Татьяну из ее комнаты в девичью. Не будем уравнивать ее с няней. Да, за отсутствием подруг няня становится ее поверенной, самым близким ей человеком. Эти отношения выходят за среднюю «норму» отношений помещиков с крепостными, но не пересекают их пределы. «Романтически настроенная барышня, какой рисуется Татьяна в третьей главе, и няня — немолодая крепостная женщина — говорят на разных языках и, употребляя одни и те же слова, вкладывают в них принципиально различное содержание»[239], — пишет Ю. М. Лотман, приведя пример, как Татьяна и няня по-разному понимают слово «любовь». И, напротив, добавлю, одно и то же состояние Татьяны на языке одной именуется «влюблена», а на языке другой зовется «нездорова». Само удостаивание няни разговора, а потом исповеди эгоистично и требует настраивания в тот же лад, что практически невозможно из-за уровня культур.