Непонятый «Евгений Онегин»

В «деревенские» главы самостоятельным «героем» вступает природа: жизнь природы образует наиболее широкую раму, куда составными элементами входит все остальное. Картины сельской жизни, составляющие основной объем романа, богаче и на эпизоды народной жизни. Эти эпизоды преимущественно входят составляющими, с одной стороны, в пейзаж, с другой — в бытовые зарисовки.

Пейзаж в романе представлен двумя разновидностями — пейзажем безлюдным и пейзажем жанровым.

Настала осень золотая.
Природа трепетна, бледна,
Как жертва, пышно убрана…
Вот север, тучи нагоняя,
Дохнул, завыл — и вот сама
Идет волшебница зима.

В подобных этюдах природа выступает одухотворенной, как бы живущей самостоятельной богатой внутренней жизнью («сама / Идет волшебница зима»). Однако такие этюды перемежаются описаниями человеческого присутствия. В частности, приведенный здесь обрамлен изображением переживаний Татьяны. Она любуется «веселой природой» «быстрого» лета, но приходящая «сама» сверкающая и обычно любимая зима на сей раз страшит ее в связи с предстоящими переменами в ее судьбе.

В пейзажные картины вплетаются и авторские рассуждения, и людские портреты; пейзаж переходит в жанр. Такова развернутая на целых три строфы (XL–XLII) картина осени и зимы в четвертой главе. Здесь с полным равноправием в общую картину вписываются «живые» детали «неживой» природы: солнышко, таинственная сень лесов, туман, морозы, веселый снег; животный мир: гуси пролетающие, крикливые и домашний тяжелый гусь, волк с волчицею голодной и дорожный конь; люди: мальчишек радостный народ, путник осторожный, пастух, девушка-пряха.

Жанровые сценки (хотя бы их детали) — постоянный спутник пейзажей:

Был вечер. Небо меркло. Воды
Струились тихо. Жук жужжал.
Уж расходились хороводы;
Уж за рекой, дымясь, пылал
Огонь рыбачий.

В пейзажных картинах мы встречаем и «голое» слово (отмеченное С. Г. Бочаровым «выходит на дорогу волк»), но ничуть не реже — стилистически украшенные перифразы (например, убогая лучинка названа возвышенно: «зимних друг ночей»). В авторском повествовании подчеркнуто (потому что специально оговаривается в примечании) равноправно употребляются высокое «дева» применительно к крестьянской девушке и просторечное «девчонки» применительно к дворянским барышням.

Новые реалистические позиции Пушкина особенно наглядно проступают там, где поэт обращается к традиционным предметам изображения. Таково, в частности, описание памятника Ленскому, соприкасающееся с излюбленным мотивом сентиментальной поэзии.

В авторских рассуждениях, предшествующих этому описанию, есть элемент стилизации под романтическую речь Ленского. В самом же описании резкое различие с характером сентиментальной поэзии: здесь перед нами две самостоятельные картины в одной картине — пейзаж и быт. Для сентименталистов посещение могилы — повод для размышления о бренности жизни; здесь же акцент делается на том, что возле памятника своей обычной чередой идет вечная жизнь; в стилистике ее описания — сочетание высокого («звонкие кувшины») и обыденного («пестрый лапоть», да еще в сочетании с непоэтичной рифмой «капать»).

Весьма показательно и вторичное описание этого места:

На ветви сосны преклоненной,
Бывало, ранний ветерок
Над этой урною смиренной
Качал таинственный венок.
Бывало, в поздние досуги
Сюда ходили две подруги,
И на могиле при луне,
Обнявшись, плакали оне.

Начало этого описания — как раз в традициях сентиментально-романтической поэзии. Но и здесь уже отчетливо проступает существенная разница: «таинственный венок» не столь уж таинствен, а непоименованные две подруги нам хорошо известны. Продолжение же описания вообще уходит от традиции:

Но ныне… памятник унылый
Забыт. К нему привычный след
Заглох. Венка на ветви нет;
Один, под ним, седой и хилый
Пастух по-прежнему поет
И обувь бедную плетет.

Живое, хотя бы и «хилое», оказывается устойчивее, победоноснее.

Можно заключить, что пейзажные и для нашего разговора более интересные пейзажно-жанровые картины романа довольно однородны по эмоциональному звучанию.

Улыбкой ясною природа
Сквозь сон встречает утро года…

Эти очень конкретные, «весенние» стихи лишь подчеркивают универсальный эмоциональный заряд всех пейзажных и отталкивающихся от них жанровых сцен романа.