Непостижимая концепция

Громко хлюпая по лужам, его догонял давешний приятель из «Полноги». Здесь, на холодке, под неверным светом северных сумерек, он смотрелся заметно свежее, чем внутри прокуренного и наполненного сивушными парами кабака, но все равно было видно, что мужчина изрядно пьян.

– Не нукай, не запряг, – проворчал Митрофан под нос, но шаг сбавил, подождав пришлого. – Чего надо?

– Ты мне про Сухостоя расскажи.

– А чего рассказывать-то?

Митрофан шел к поселку, внимательно рассматривая грязь под ногами, на шапочного знакомца он не смотрел. Ох и не понравится Сухостою, что он с чужими разговаривает. Да еще про него, Сухостоя, и судачит. И про болота этот хрыч выпытывает, будто знает что-то.

– Ну, что он за человек. Откуда появился здесь, чем занимается?

Митрофан резко остановился, подняв взгляд на попутчика. Тот от неожиданности запнулся, едва не врезавшись в Митрофана. Ноги его поехали на грязи, и облаченная в явно недешевые, но совершенно не подходящие для здешних хлябей штаны задница плюхнулась в склизкую коричневатую жижу.

– А тебя как звать-то? – запоздало поинтересовался Митрофан, даже не пытаясь помочь барахтающемуся в скользкой слякоти человеку.

– Михаил… – крякнув, мужчина запнулся на полуслове. Он явно собирался сообщить и отчество, но, видимо, сообразил, что в сложившихся обстоятельствах представляться столь торжественно не стоит.

– Ехал бы ты лучше, Михаил, отсюда с первым же обозом. Думаю, пацаны вездеходы через день-два загрузят под завязку, могут и тебя взять. Если попросишь, – с этими словами Митрофан повернулся и пошел от все еще сидящего в грязи знакомца прочь.

– А Сухостой сказал, что надо остаться! – выкрикнул вслед Михаил.

Митрофан остановился, рисуя абстрактные закорючки носком заляпанного ботинка в чавкающей грязи. Он явственно ощущал, как по спине от поясницы, добравшись уже почти до загривка, шустро побежали мурашки.

– Ну, раз Сухостой так сказал, значит, останешься, – негромко пробормотал Митрофан и пошел дальше.

– А Мушиное – где? – не унимался Шкодин. – В какую хоть сторону идти?

Митрофан, не сбавляя шага, показал рукой на северо-запад, туда, где лежало Мушиное болото. Сам бы он туда не пошел, нечего там без Сухостоя делать, это он точно знал. А раз Михаилу так надо – его дело, пусть попытается.

– Недалеко оно от поселка, часа четыре ходу, – сказал он.

Надо хорошо выспаться. И не пить до намечающейся «экскурсии» – Сухостой же сказал, что дня через три, скорее всего, выходить придется. И вещи велел собрать. Просто так он вещи брать не будет. Стало быть, опять пойдут туда. В то самое место, о котором так настойчиво хотел узнать этот непутевый Михаил. Какого черта ему там надо? Хотя Митрофан догадывался, но догадываться одно, а знать – совсем другое.

У себя дома Михаил, похоже, был шишкой. Не самой крупной, но все же шишкой. Сразу заметно – властные интонации, нос свой везде сует. Плевать ему, как бы, на всех. Ну ничего, еще наплюется. Раз Сухостой ему так сказал…

Митрофан зло сплюнул в грязь и, поболтав ногами в ржавом кособоком корыте, зашел в барак, в котором жил уже второй год. Несмотря на импровизированную мойку для обуви, линолеумный пол в коридоре был густо измазан грязью, и приходилось придерживаться руками за стены, чтобы не упасть, поскользнувшись. Зимой холодно, но не в пример чище.

Только зимой тут делать нечего. Большая часть поселенцев разъезжалась, кто-то вернется весной, кто-то – нет. А Митрофан, как попал сюда, не уезжал ни разу. Тут и зимовал. Вместе с техниками, следящими за газовым оборудованием. И с Сухостоем. Не пришло еще его время.

А на болота зимой ходить незачем – топи на несколько метров вглубь промерзают.

Правда, Сухостой все равно на Мушиное продолжал таскаться, и Митрофана с собой часто брал.

Ключ легко повернулся в замке, чахлая дверь, прошуршав трагично опустившимся вниз углом по полу, легко открылась, и перед бородачом предстало его жилище. Две тесных комнатки, одна из которых была чем-то вроде спальни, вторая – вроде как гостиная, совмещенная с прихожей. На самом деле это все было именно «вроде как». Один лишь потертый топчан с измятым и давно не стираным бельем обозначал местно для сна. Окна измазаны чем-то – Митрофан уже и не помнил, чем и когда, но совершенно точно знал, что измазал их он сам. Чтобы заглядывать в них неповадно было.

Бородач скинул сапоги и тулуп и, как был в одежде, завалился в кровать. Вещи он соберет завтра. Тут, куда ни глянь, – одни вещи. Те самые, что хотел видеть в походе Сухостой: какие-то камни, поросшие мхом, мешочки с сушеными травами, банки с мелкой галькой, костяные амулеты и рога, десятки раскидистых, кажущихся пушистыми рогов северных оленей. Вот это и были нужные проводнику вещи, о палатках или смене белья он не вспоминал никогда.

…Как Сухостой и сказал, делегация явилась на четвертый день. С неба на вертолете спустились. Не иначе, со Станции прилетели.