Непотопляемая Грета Джеймс

Она не могла спать в ту ночь и около четырех утра сдалась и вышла прогуляться, направившись сначала в Нолиту, а потом в Чайна-таун. Улицы были пусты, а фасады магазинов забраны решетками. В конце концов она пошла к реке, где долго стояла и смотрела на Бруклинский мост, на огни едущих в город машин.

Она остановилась на нем только раз, чтобы рассмотреть каменные арочные перемычки. Впереди всходило солнце, словно разрезанное на куски высокими зданиями. Эти куски сначала были желтыми, потом оранжевыми и еще позже розовыми. И к тому времени, как она добралась до квартиры Люка в Дамбо, окончательно рассвело. Его голос звучал по переговорному устройству сонно, и он ждал ее в холле, босиком, с мутными глазами.

И стоило ей увидеть его, как она поняла. Они оба все поняли.

– Не делай ничего поспешно, – попросил он ее, но ей не казалось, что она поступает именно так. Казалось, это подстерегало их уже давно. Она и Люк были подобны волне, которая слишком быстро разбилась о берег. Сначала они безумно влюбились друг в друга, а когда страсть поутихла, у них оставалась музыка, и этого казалось вроде как достаточно. Но Грета прожила шесть дней в мире без мамы и знала, что ей необходимо что-то большее.

– Спасибо, Люк, – говорит она теперь в телефон. И имеет в виду не только этот разговор, но и вообще все.

– Знаешь, – и по его голосу ей понятно, что он улыбается, – я не самый плохой человек, с которым можно заключить фейковую помолвку.

– Не худший, – соглашается она.

– Удачи в эти выходные. Сожги все дотла, о’кей?

– Попробую, – обещает она и отключается.

Уже поздно, и она делает последний глоток пива, оплачивает счет и снова идет по главной улице маленького городишки. В голове у нее путаница. Она знает лишь, что в первый раз за последнее время ей не терпится играть, а это уже немало.

Когда она возвращается на теплоход, то видит все ту же служащую.

– Рада, что вы решили продолжить, – говорит она, словно знает что-то такое, чего не знает Грета, словно ей удалось проникнуть в ее мысли.

– Продолжить? – не понимает Грета и протягивает ей свою карточку.

– Наше путешествие, – отвечает женщина, будто это само собой разумеется. – Ну вместо того, чтобы перебраться сюда.

Грета оборачивается, чтобы еще раз взглянуть на маленький городок и огромную гору за ним, затем, когда карточка уже отсканирована, кладет ее в карман и спешит сесть в лифт. Она хочет нажать на 7, но потом вспоминает свою крошечную каюту с тонкими стенами и вместо этого нажимает на 2.

Выйдя из лифта, смотрит сначала налево, потом направо и пытается сообразить, где находится джаз-клуб, мимо которого они проходили в первый, полностью проведенный в море, день. Она минует фортепьянный бар и казино и находит его рядом с ночным клубом. Здесь нет ни двери, ни веревочного заграждения, один только стенд, анонсирующий сегодняшние концерты – один в восемь вечера, другой в десять. Сейчас столы пусты, а свет приглушен.

На сцене стоят синтезатор и ударная установка, окруженные всяческими колонками, микрофонами и проводами. На стене, как и в прошлый раз, висят в ряд шесть электрических гитар. Не успев понять, что делает, Грета идет по проходу, взбирается на сцену и смотрит на первую из них – красно-белую «ямаху». Оглядевшись, снимает ее с крючка. Позади нее несколько усилителей, но она не включает их. А вместо этого пробегает пальцами по струнам, и ее сердце екает. Когда затихает первый взятый ею аккорд, она оглядывает помещение клуба: публики у нее нет, только десятки пустых стульев. Она делает глубокий вдох. И начинает играть.

Словами она не озадачивается – они придут позже. На этот раз важна только музыка, и она звучит теперь иначе, как-то более наполненно. Грета закрывает глаза и, когда доходит до конца и последние ноты стихают, то, кажется ей, просыпается. Она делает это медленно и замечает стоящую у входа и неуверенно смотрящую на нее Прити. Грета кладет руку на все еще вибрирующие струны, и в помещении воцаряется тишина.

Грета выступала перед публикой с двенадцати лет. Была главной участницей фестивалей, на которых присутствовали десятки тысяч фанатов, записывалась на самых знаменитых в мире площадках, импровизировала вместе с некоторыми героями своего детства и выходила на бис немыслимое число раз.

Но прямо сейчас ничто – ничто – не может сравниться с выражением благоговейного восторга на лице этой девочки.

– Вау, – тихо говорит Прити, и Грета улыбается, потому что гитару не помешало бы настроить, а бридж не звучит без партии клавишных, и нужно еще придумать слова к музыке, которую она только что сыграла. Но все же у нее получилось хорошо. Она чувствует это. Прити делает несколько шагов к ней.

– Эта песня… – Она качает головой, не находя нужных слов. – Вы будете снова исполнять ее? На публике.

– Не знаю, – признается Грета, откладывая гитару, – я последнее время что-то не в форме.

– Ага, но она может стать моей новой любимой песней, – говорит Прити так искренне, что Грете приходится проглотить вставший в горле ком, прежде чем ей удается сказать хоть что-то.

– Спасибо, – наконец получается у нее.