Непрекрасная Элена

Предварительно я намерен сформулировать следующую гипотезу. По крайней мере у двух социумов людей нового мира — леса и степи — ценностный базис критически отличается от пирамиды Маслоу и подобных ей структур потребностей и мотиваций.

— Если аналог пирамиды строить сейчас, она получится двойной или множественной; лидеры сообществ имеют иной ценностный код, чем основная масса, и такая дуальность стала важной характеристикой социума.

— Для Сима, отчего атамана, согласно моим наблюдениям, тема личной безопасности неактуальна, а базисные физиологические потребности сильно корректируются за счет воли (для Эта, известного мне как Май, сам факт наличия стабильного минимума физиологических потребностей остается спорным). Тема причастности к обществу (одобрения и социализации), тема получения любви и заботы, тема лидерства и власти — всё это малосущественно. Пирамида Сима не просто искаженная, она в процессе роста атамана до уровня отчего оказалась… «перевернутой». Как осознает эту перевернутость «колония» муравьев, я не могу понять. Но именно осознание и делает возможными «общие приказы», так я склонен считать.

— Добавлю на основе сказанного ранее, у меня есть сомнения в актуальности модели пирамиды, как таковой. Для черных лесников чужды понятия излишков, обмена и торговли. То, что я исходно воспринимал как строй «первобытного коммунизма» с делением по потребностям и в высокой степени равномерно — совершенно иное! Матричность структуры данного социума включает и многослойный ценностный блок. Потребности для разных «пород деревьев» в народе лесников совершенно различны.

Первичный вывод после коллапса.

Кажется, (странно использовать это понятие!) я начинаю… жить. Я определенно обладаю подсознанием. Кажется, я перестаю быть рудиментом мертвой цивилизации предков. Кажется, я постепенно ощущаю вкус к жизни.

Второй вывод, на уровне крайне сомнительной гипотезы. Мария в старости знала досконально мои «цифровые страхи и боли». Может быть, я обязан нынешними переменами именно ей. Может быть, псевдо-социум законников на самом деле обладает способностью стабилизировать меня как личность. Может быть, я ощутил «сон» именно потому, что «ночь разума» настигла Элену на реке. Законники не вмешались в кризис, но значит ли это, что они не наблюдали его, не принимали участия и не могли адекватно отреагировать? Вдруг именно они стали невидимой опорой для Элены и пары Уроборос в их исключительно успешной борьбе с темными ведьмами-хужаби?

Я теперь способен выдвигать гипотезы без опоры на опыт и логические шаблоны предков. Это делает меня счастливым и наполняет жизнь смыслом.

У самого синего моря…

К северу от великой степи дети черных лесников уже ждут дня белотропья, когда под первым снегом мир нарождается заново. Многие ощущают: в этот особенный день нет веса для тела и груза боли для души. Темное прошлое покрывается свежей белизной, старые обиды тают льдинками на теплой ладони…

А здесь, к югу от степи, осень еще горяча и сочна, как перезрелый виноград. По горным склонам прибрежья шуршит цветная листва, в долинах стрекочут цикады. В праздной сытости нежится степное зверье. Хищники лишь щурятся на бредущую в трех шагах добычу — встать лень. Даже рычать — лень…

Благодатная земля. Жор обходит её много лет кряду. Реки даруют вволю пресной воды. Горы заслоняют от суховеев и смерчей. Живи и радуйся.

— Чего им не хватает? — пробормотал Сим. — Прав Старик, без смерти нет жизни, без боли нет радости. Алекс тоже хорошо сказал. Человечья душа — кукурузный початок, не обдерешь шкурку, не освободишь зерно. Н-да… нынешнюю кукурузу пойди обдери!

Пока атаман думал вслух, Яран оттанцевал третий круг на вершине холма и нехотя опустился на все четыре копыта. Он бы еще покрасовался, но знает: седок высмотрел цель.

Гривка седого ковыля по хребту дальнего холма обозначала эту цель — кромку прибрежной долины. Даже отсюда, еще не видя саму долину, Сим по опыту знал: она прекрасна, как праздничная чаша с росписью лучшего мастера. Дно чаши украшено багряным узором дикого винограда, тут и там змеятся светлые полосы самосейных хлебов, высятся пики подсолнухов. А дальше, у берега, грудятся стены и башни великого города Каффа, огромными цветками на морской воде распускаются паруса, спеют над ветками шаровязей груши воздушных кораблей… Как не восхищаться, не гореть интересом? Однажды именно этот город дал жизнь самому Старику!

Увы, теперь первая осень, когда краски Каффы поблекли для Сима.

Дело не в словах, сказанных Иржи. Хотя они созвучны мыслям атамана и они имеют силу. Город будто стерся, стал для сознания — болезненным наростом на щедрой земле прибрежья.

— Каффа, — выдохнул сквозь зубы Сим.

Рыже-черный скакун развернулся, не дожидаясь указаний повода. Принюхался и заржал, чуя сородичей. Тот самый табун, где очень давно Яран был слабым зимним малышом, где позже дрался с одногодками, а однажды впечатал копыта в грудь вожака и свалил его, наконец-то исчерпав спор о своем месте и праве…