Непрекрасная Элена

— Увы нам, место сие вне мира пребывает, — звучно сообщил Иржи. Степь за его спиной притихла, да и люди города подавились словами, которые как раз теперь жевали — про формат сдерживания, регламент встречи и неоправданные условия ведения беседы. — Долгие годы я полагал, что вера есть стержень, дающий опору душе и разуму, способный их уравновесить. Однако ныне скажу: окончено время предков. Память их — прах, вещи их — обуза, догмы их — оковы. Мир миновал очищение и даровал нам свободу меняться и расти. Мир кровью омылся и требует от нас без лености и страха искать новое и строить бытие, предкам неведомое и лучшее. Кто же вы, в стенах запертые? Вы тлен и гниль, — Иржи указал на кошмарную слизь, недавно бывшую живой ведьмой. — Вот во что обращаетесь вы, не желая меняться. Знак явлен, и слепота догм не спасет вас от приятия высшего знамения! Меняйтесь или уйдите к предкам. Отныне мы, люди вне стен, не готовы с вами говорить, оказывать вам помощь и вести вас к новому. Мы отрицаем вас. Отрицаем ваш способ жить, меняя одни мертвые вещи на другие и давая им ценность, превышающую ценность живого. Мы отрицаем ваш страх голода, вынуждающий копить впрок. Ваш страх болезни, вынуждающий прятать лица и тела. Ваш страх слабости, требующий стен и оружия… Мы отворачиваемся. Это — наша стена. Вам, слепым, многое не дано узреть и постичь. Однако отныне для нас сей город — пуст.

Иржи отвернулся и величественно удалился. Сим, шатаясь и рыча от боли, ковылял рядом и подпирал плечом безмятежного рыжего фанатика… А я лежала, смотрела, запрокинув голову, на два силуэта в чаше перевёрнутого неба. Я была пустая и легкая.

Отныне мир стал иным.

Трещина, которую так старался склеивать снова и снова Алекс, все же хряпнула, поползла, расширилась — уже необратимо. Старое отламывалось, крошилось… и делалось навсегда прошлым. Колония красных муравьев не повторит эволюцию предков. Ей валги ближе и понятнее, чем люди города… И мне — больно! Меня рвёт надвое, совсем как тогда, в нашей общей с Уроборосом безумной Ночи.

Я родилась в городе и знаю его правду.

Я вышла из города и не готова туда вернуться, поскольку увидела его ложь.

Встряхнувшись, я кое-как выбросила из головы лишние мысли. Позвала Кузю. Дождалась, пока явится. Не один, в сопровождении белого скакуна Шварца. Копыта свистят, когти лязгают, пасти клацают… Кому игра в «убей врага» нравилась больше, ума не приложу. Две твари степные уставились на меня, рыча и хрипя. Я вцепилась в загривок Кузи и нащупала повод, свисающий с морды скакуна. Подтянулась и встала. Шатаясь, побрела прочь от города, вдруг ставшего незримым. Силу слов Иржи я именно теперь учуяла — спиной. Город утратил притягательность, стерся из мира. Война с ним, его ведьмами и его законами утратила смысл. Поход, затеянный атаманом Симом, достиг цели, ничуть не понятной людям города. Им победа — это кровь и костное крошево… лучшая почва для посева новых идеалов. Боже, как меня понесло! Иржи, Пётр-физик и прочие фанатики… не желаю вас слушать! Хватит уже, довольно!

— Май, — тихо позвала я. Ощутила едва заметную ниточку связи и побрела, всхлипывая и сопя носом.

Не способный болеть и уставать совершенный человек лежал без движения. Не дышал. Сердце не билось. Я села рядом и погладила его седые волосы.

— Жил-был мальчик Май. Он был очень добрый и верил, что может спасти всех-всех. Каждый раз, когда мир пытался переубедить его, Май сжимал зубы и делал еще больше, — сказала я вечному ребенку. Поцеловала его в лоб. — Спи. Все дети, победив тьму врагов, должны крепко спать и видеть добрые сны. Может, и я приснюсь тебе. Расскажу новую сказку. Обещаю, я никуда не пропаду и буду каждый день ждать тебя. Честно-честно.

Вокруг суетились люди степи. Кто-то надумал поставить над Маем шатер, но я их послала… далеко. Петр-физик знает, куда. Я не знаю. Прооравшись, я заплакала. Прибежала Арина, а после незнакомая крикливая тетка и какой-то парень с ней. Шум сделался внушительным. В шуме рыдалось легче. Наконец, ко мне подсел деда Пётра, который не физик и ругаться не умеет. Он просто гладил по голове и называл Леночкой. И обещал, что все обойдется. Вообще все!

Вокруг нас таял, как мираж, лагерь красных муравьев. Люди бережно укладывали дерн, пряча проплешины кострищ. Седлали скакунов, увязывали вьюки. Переговаривались: мол, атаман по уму всё сделал, нет убыли в народе и нет темных ведьм. А эти, которые с апой Биной кочуют и зовут к себе Нура шатровым, вроде не так и плохи. Пусть-ка погуляют по степи, пообвыкнут, а там станет видно… Кто-то шепотом упоминал валгов и прикидывал, что выйдет из нового закона, который пока и не обозначен вслух. Ведь если валга и ведьму свести вместе, они, судя по всему, сделаются вдвойне полезны.

Слезы постепенно иссякли. Я потерлась щекой об рукав деды Пётры и благодарно улыбнулась.

— Трудно вам будет жить в степи. Каждый день боюсь, что иммунная у старых… шалит. Что холодно и отопление здесь в зиму, пожалуй, никакое.