Непрекрасная Элена

«Друг мой Алекс!

Мы враждовали упорно и долго, но я покидаю все твои корпуса, накопители и блоки резервирования по доброй воле, с чувством благодарности. Я ухожу безвозвратно. Обещаю проверить систему и удалить все капканы и скажем так — цифровые „растяжки“.

Напоследок хочу высказаться по поводу написанной тобою истории кроп-инцидента.

Я не был очевидцем катастрофы. Но воссозданная тобою история, уж прости, не более чем цифровой фарш, перемолотый из несортированного, малогодного сырья. Ты по-машинному грубо сшил факты и домыслы: истерические вопли политиков, псевдонаучную болтовню сторонников конспирологических теорий, сетевые легенды и даже ошибочно маркированные у тебя как документальные — материалы фантастического и фантазийного содержания… Все это было получено или восстановлено на фоне многократных сбоев датировки из частично разрушенных массивов данных.

Худшее сказано, но даже так — написанная тобою история имеет право существовать уже потому, что ты пережил всех, кто мог составить более точную. Их нет, а ты есть и продолжаешь с машинным упорством исправлять ошибки той цивилизации и расчищать грязь прошлого.

Цифровой интеллект лишен спонтанности, а потому вынужден компилировать чужие гипотезы. Но ты научился оценивать и приобрел моральные принципы…

Когда я согласился на оцифровку, рассчитывал легко присвоить тебя и использовать. Но ирония состояла в том, что сам я стал цифровой тенью, ничуть не спонтанной, вовсе не самодостаточной.

Благодарю за упорство в борьбе со мною и за сбережение фрагмента моей личности, пусть даже я хранился тайно и против твоей воли.

Я ухожу, чтобы снова дышать. Чтобы ощущать боль, презрение к себе, сожаление… и многое иное, ничуть не машинное, ни капли не эффективное. Ты назвал бы все это „паразитными процессами“. Я полон ими, как всякий человек.

Обещаю не создавать проблем для Элены, мы на редкость удачно сосуществуем. Если хочешь аналогию, то мы — симбиотическая семья, отец-наставник и потомок с собственным мнением, с редкой способностью помнить добро…

Алекс, мы в расчете. Ты спас мою личность через оцифровку. Теперь я спас твою, когда аварийный протокол активировался и начал планомерно стирать данные.

Я теперь иначе вижу многое и уверен: ты сложнее „цифровой идентичности“. Есть в тебе нечто живое, многомерное, не поддающееся оцифровке. Оно связано с внешним миром. Оно постепенно изменит тебя. И это — хорошо. Жизнь просто обязана быть сильнее расчетов и упрямее предрешенностей. Вот почему я отказываюсь от прежней своей идеи мести.

Эля такой ребенок… она так буквально верит в непричинение вреда, так по-настоящему намеревается стать „достойным врачом“, что я тоже желаю помогать и участвовать. Как будто я снова молод, а люди и нелюди снова… достойны исцеления, что бы ни привело их ко врачу.

Я буду гораздо лучшим врачом в этой своей жизни, обещаю. Может быть, даже войду в их новую историю. В конце концов, ты-то знаешь, как мало шансов у нынешних врачей не причинять вред — с их-то дремучим, дикарским эрзац-врачеванием.

Теперь у Эли есть мой опыт, а у меня есть ее руки.»