Непрекрасная Элена

Только люди могли назвать льва — царем зверей и не сделать дальнейших выводов. Да, лев находился на вершине пищевой цепочки — но именно поэтому он, как вид, малочисленен. Диалектику невозможно игнорировать, всякая сила компенсируется слабостью. Баланс так или иначе соблюдается.

Зачем же я создал и поддерживаю алогичный закон, который позволяет жить городам нового времени? Они слабы, они несут в себе логику прежней цивилизации и уже поэтому ущербны. Генетика людей городов наихудшая в нынешнем мире, их подверженность болезням максимальна… Но я, нарушая свой же закон невмешательства, ремонтирую и перезагружаю реакторы, запитывающие производства и хранилища в городах. Я чищу русла рек, поддерживая судоходность. Я обслуживаю ретрансляторы радиосигналов, о которых в городах даже не знают!

Пожалуй, укажу две причины.

Первая — биосферная. Даже такие города расширяют разнообразие среды в целом. Следовательно, пока условие сосуществования без острого конфликта не нарушается, они для мира не во вред.

Вторая — личная и эгоистическая. Я исходно принадлежу к той же версии логики. Как Александр Мейер, Петр Сергеевич и еще десяток составляющих меня личностей и идентичностей, я желаю верить: я не безнадежен и не устарел. Я могу измениться. Пусть при этом я переживу внутренний конфликт и даже слом… Но я желаю верить: в человеке и человечестве есть сила, чтобы прорасти на новой почве, занять свое место в новой биосфере.

Наконец, вне моих причин есть дополнительные факторы: решение Марии, и еще те, кого вне стен городов называют законниками.

Элена. Болотная королева

Сердце болота — шуршащий, по-осеннему пестрый мир мягкой травы и колючих кустов. Я попала в этот мир, как в сказку… Меня в него принесли волкодлаки в плетении хвостов. Бережно опустили на лужайку посреди острова. Я немножко побродила по траве. Пощупала ягоды на колючих ветках окрестных зарослей — крупные, сочные. Решила пока ничего не есть и никуда не продираться. Хочу спать. Вот проснусь, тогда и позову Кузю. Не явится — начну переживать. Наверное. Но даже это интересное дело я отложу до вечера.

Заснуть получилось не сразу. Мешала вредная привычка думать — а вернее, копить в голове идеи и намеки, крутить их устало и зачастую бессмысленно. Не решить мне прямо теперь: разумны ли волкодлаки? Тем более не решить, важно ли найти в них подобие человечьего разума.

Предки были подвинуты на разуме. Если верить доступным нам теориям предков, они вообще были «цивилизация разума», они всё поставили на разум, они позволили разуму собою управлять, заглушив прочее, если оно имелось — голос крови, чуткость сердца… Хотя, возможно, я снова субъективна.

Но вернусь к разуму. Толку с него? Что, выжили предки? Или хоть оставили по себе внятную и полезную память? Предки были умными, но жадными. Они прятали и шифровали знания. Они торговали знаниями, даже когда это был вопрос жизни и смерти. Хуже: чем нужнее — тем дороже. А что волкодлаки? Они дикие, живут слитно с миром. И, если судить по Кузе и его маме, они… душевные?

Всё, спать-спать. Кстати, мне не нравится это слово — волкодлаки. Оно злое.

Я закрыла глаза и стала ровно дышать и думать о хорошем. То есть о малом нагрудном рюкзаке. Представила, что он теплый, в нем Кузя. С ума сойти, до чего синеглазый щенок стал важен мне в считанные дни. Можно сказать, он заменил Мари. Дома я заботилась о ней. А теперь есть Кузя… пока я глажу надутое пузо и ругаюсь из-за переедания малыша, я при деле.

Лежу. Дышу. Улыбаюсь — настроилась. И дрейфую в сон, и делаюсь легче… легче… совсем перышком.

Во сне уютно. Во сне — утро, и, по погоде судя, мой любимый сезон, первая треть лета. Жарко, влажно, всё цветет. Бабочек целый вихрь — вьются мелкие, порхают средние, медленно барахтаются и создают ветерок крупные… Я сижу посреди луга из травы-муравы. Смотрю на водную гладь до горизонта, на островки плавучих цветов и махровый ковер поверхностной зелени. За спиной кто-то есть, я понимаю это, но оборачиваться не хочу, на душе спокойно.

Чую запах — принюхиваюсь, и мне кажется, могу в нём разобрать мысли.

Мысли, пока они не стали словами, чем-то похожи на запах. Их нельзя пощупать, у них нет формы и плотного цвета… Они не холодные и не острые, не упругие и не шелковистые. Их надо учуять, втянуть… и тогда, назвав, дать им свойства.

Например, вы сознаете: это же черника! Сразу делается внятной картинка: лес, лето, ягоды в мелких листиках, сладость и ощущение слабой кожуры, которую можно слизнуть с мякоти…

Пока я принюхиваюсь и чую лишь запах. В нем — очень чужие мысли. Трудно найти аналогии и проявить картинку. Почти непосильно подобрать слова-названия. Но я же во сне! Мне интересна новая игра.

— Люди… разные, — пробую собрать хоть что-то из запаха… и — чихаю! Вроде, сошлось. Только переносица чешется. — Люди… болото? Видно мало, дна нет, а там всякое… во тьме.