Непрерывность

Ф е к л а. Хорошо. Вот… Состояние у меня было такое, думал даже из Одессы бежать… Потрясение такое. Потом у нее отлежался, отошел, а связи нет. Пришлось рискнуть. Поговорил с ней, то, се. Будешь с нами? Буду. Иди на явку, адрес такой, пароль такой. Попадешься, адрес и пароль — могила, мое имя тоже. Она верная девушка оказалась, поэтому, наверное, и у вас никаких следов нет…

Б о р и с. Наверное, Ну, с этим теперь ясно. Дальше… В подполье Мотя работала по связи, распространяла литературу, выезжала в районы. В марте девятнадцатого была арестована. Как ее пытали и что с ней в тюрьме сделали, это вы все, по-видимому, знаете. Во всяком случае, Мотя не выдала никого. Тогда удалось подкупить тюремного врача, и он заразил ее тифом. Это спасло Мотю от расстрела. После освобождения Одессы работала с детьми, участвовала в создании отрядов юных коммунистов. В нынешнем, деникинском, подполье Мотя продолжала от комсомола участвовать в руководстве юками, кроме того, выполняла отдельные поручения обкома партии.

П и р о к с. Это все?

Б о р и с. В общем… да.

П и р о к с. Ну, то, что ее Федька продал, что она его ухаживания бортанула, это вы знаете. И что он ее на допросе изнасиловал — тоже. А вот что она после этого два раза покончить с собой пробовала в тюрьме, вы слыхали?

Р а я. Нет.

Г а л я. Это имеет значение? Для того, что мы здесь решаем, это, по-твоему, имеет значение?

П и р о к с. А откуда я знаю? Ведь и никто не знает. Сама сказала — все важно. Поэтому и рассказываю… Раз ее уголовники из петли откачали, ночью она удавиться пыталась. Другой раз я… ну, случайно… помешал…

МОНОЛОГ ЧЕРЕЗ ГОДЫ

Ф е к л а. Только в тридцать третьем году, приехав в Одессу, я по чистому случаю открыл наш тайник, который тогда завалило взрывом.. Там в коробке лежало ее письмо ко мне, из тюрьмы. Я получил его с опозданием на четырнадцать лет… «Надо мной сейчас километры льда. Я вмерзла в него, застыла в нем навсегда. Единственное, что я еще могу, — вспоминать и думать о днях, когда ты жил у меня. И это вовсе не от желания подштопать мою исковерканную и порванную жизнь лоскутами любви. Мне ничегошеньки от тебя не нужно. Просто будь. Вся моя нежность — тебе…» Изменилось бы что-нибудь, получи я это письмо вовремя?.. Она была слишком красива…

Р а я. Какой ужас.

Б о р и с. Коль мы коснулись этого вопроса… Федька… На него очень многое замыкается в этой группе. Кто может о нем сказать пару слов?

Ф е к л а. Я.

П и р о к с. И я.

Б о р и с. Пожалуйста.

Ф е к л а. Ну что… Это ж все с нашей улицы публика. Федька ходил под Мишкой Арапчиком, налетчик высшей пробы. Потом, в Февральскую революцию, вы же помните, что делалось. Жандармы и те красные банты понацепили. Вот тогда Алеша привел Федьку в Красную гвардию.

Г а л я. Алеша?.. Не верю.

Р а я. Я помню те дни. Был такой подъем!.. Вполне реально.

Г а л я. Но чтоб Алеша — бандита?

П и р о к с. Я, между прочим, тоже уголовничал, и всем это известно. Что ж я теперь, хуже от этого?

Г а л я. Не знаю.

Ф е к л а. В общем так было. При мне было. Смелый парень, с оружием, от своего прошлого отрекается, всей душой с пролетариями Одессы… В общем взяли. Потом, когда были бои с гайдамаками, хорошо дрался. Был в охране Совнаркома. Правда, мне после Южный рассказывал, как накрыл Федьку, когда тот хлеб у старухи крестьянки отнимал, но… единичный случай. Ну, тут я ушел на фронт, а когда при немцах вернулся в город, Федька уже снова был с Мишкой. И вдруг при французах узнаю, что он в белогвардейской контрразведке служит. Тогда же был разговор, что, мол, тех, кого он по старым своим делам знал, Федька не трогал. Но вот Мотю…

П и р о к с. А тут все как раз понятно. Он под Мотю клинья с самого начала стал подбивать, как только она на Молдаванке поселилась.

Р а я. Послушайте! Зачем мы эту грязь сейчас полощем?

Г а л я. Хочешь через подполье пройти и чистенькой остаться?

Р а я. Хочу.

Г а л я. Не выйдет.

Б о р и с. Извините, Рая. Я объясню чуть позже, почему это нужно. Продолжайте, товарищ Пирокс.

П и р о к с. Так я и говорю, начал клинья подбивать. Даже свою маруху постоянную, Маню, бросил.

Ф е к л а. Да ты-то откуда все это знаешь?

П и р о к с. Так вышло. Я даже дрался с ним раз.

Ф е к л а. Ты? А при чем тут ты?

П и р о к с. Ну, сидел я в садике, Алешу ждал, а он с Маней за забором на лавочке сели и разговаривают. А я-то жду и все слышу. А он и говорит: «Вы ничего себе девушка, Маня, и я вами всегда был довольный. Но чтоб такой волнующий зад, какой имеет Мотя, так этого вам и не снилось. Потому, Маня, исключительно культурно прошу у вас пардону». Ну, я, понятно, сиганул через забор и по морде ему. Вообще-то, меня там пришили бы, конечно, хоть я и при оружии был, но Алеша прикрыл.

Р а я. Прекрасная история! Или я действительно гимназисточка-чистоплюйка, или… Но я решительно не понимаю, зачем мы должны все это выслушивать?

Б о р и с. Вы знаете, что за несколько дней до ухода союзников Федька был убит? Без нашего приговора, ножом, по-бандитски.

Г а л я. И правильно. Хватило бы у меня сил, я б сама его…