Неприкаянная. Исповедь внебрачной дочери Ингмара Бергмана

Больше она никогда не заговаривала о вере. Она клала руку мне на плечо и усаживала на стул, желая положить конец моим слезам. «Всегда радуйся, непрестанно молись, за все благодари». Я поняла, что это из Библии, папа цитировал Библию, и бабушка тоже, но не так ревностно. Эту цитату я поняла не до конца. «Всегда радуйтесь». Как же так – ведь Катрина самый грустный в мире человек?

Перед маминым отъездом Катрина говорит ей:

– Вашей дочери нужна одежда. Что-нибудь еще, а не только этот свитер. Она повсюду чувствует себя лишней. Я хочу сходить вместе с ней за одеждой.

Катрина готовит ужин каждый день. Она никогда не забывает подставки под стаканы и бутылки. Она помогает мне с сочинением, когда нам задают написать о романе «Убить пересмешника». Она отвозит меня к зубному врачу и дожидается, когда тот снимет мне брекеты. А потом она обхватывает мое лицо ладонями и говорит, что я красивая. Она ежедневно расчесывает кошку и не выдирает у нее шерсть.

Поздняя осень, но в воздухе разлито тепло, и по выходным я вылезаю в окно и бегу на пляж неподалеку, где меня ждут Вайолет, ее брат и их друзья. На пляже мы слушаем музыку и пьем пиво и что покрепче – у родителей Вайолет дома много подобного хранится. Они делают на бутылках отметины, чтобы было понятно, сколько жидкости осталось, но Вайолет вставляет в горлышко воронку и разбавляет выпивку водой. «Главное – не ошибиться», – говорит она, убирая воронку на место.

Мы сидим вокруг костра. Вайолет дала мне поносить блузку и брюки. Вайолет старше и одевается лучше меня. Я поворачиваюсь и замечаю Катрину – она стоит чуть поодаль. В небе расплывается солнце – золотое и усталое, оно вот-вот скатится в море. Джефф делает музыку громче. Это его магнитофон, так что музыку тоже выбирает он. Волосы Катрины развеваются на ветру. На ней черное платье. Она зовет меня. Выкрикивает мое имя. Нет, не выкрикивает, это неправильное слово. И она всегда зовет меня только по имени и никак иначе. Я поворачиваюсь к остальным, огонь трещит, я делаю вид, будто не вижу ее. Катрина выкрикивает мое имя опять, или не выкрикивает, а что она там делает. В конце концов я поворачиваю голову и говорю Вайолет, что за мной пришли. Мы закатываем глаза. Все оборачиваются и смотрят на Катрину. Ближе она не подходит. Солнце скоро исчезнет, и с моря уже тянет холодом. Я пожимаю плечами. Мне надо идти. Меня тошнит, но я допиваю жидкость, намешанную в бутылке из-под колы. Я не тороплюсь. Катрина никогда не отпускает меня. Мне приснилось, что она сама так сказала. «Я тебя никогда не отпущу». Я собираю вещи, хватаю обувь и босиком шагаю по песку. Катрина берет меня за руку, но я вырываюсь. Она появилась в тот день, когда мне исполнилось тринадцать. Она принесла с собой печаль, и молитвы, и свою покинутость.

Я говорю:

– Я прекрасно понимаю, почему твой любовник тебя бросил. Ты уродливая. Мне ты тоже не нужна. Ненавижу тебя.

В конце концов я звоню мистеру П. сама. Его номер записан на листке бумаги, который лежит в ящике стола на кухне. Звонить по нему полагается в случае крайней необходимости. Сейчас как раз такой случай. У мистера П. есть секретарь, и секретарь сообщает, что мистер П. на встрече. Я говорю, что дело срочное, и прошу ее позвать его. Это отлагательств не терпит.

У меня отличный английский. И говорю я прямо в трубку.

Отчетливо. И бодро.

– Добрый день, – здоровается мистер П. Он называет меня «фрёкен», но больше в шутку. – Чем могу служить?

Я отвечаю, что он должен купить мне билет на самолет – мне надо в Мюнхен.

– Хм… – мычит мистер П.

Я говорю, что таковы инструкции, полученные мною от родителей. Слово «родители» звучит властно.

– Хм… – повторяет мистер П.

Я упираюсь – мол, сейчас, с родителями невозможно связаться напрямую.

– Могу я поговорить с дамой, которая за тобой присматривает? – просит мистер П.

– Катрины сейчас нет дома.

– А ей известно… что ты мне звонишь? И что ты собираешься в Мюнхен?

Мистер П. колеблется. Это хорошо. Он не уверен. Он сомневается.

– Разумеется, знает! Мама с ней говорила.

Меня тянет заявить ему, что я не ребенок и ничье разрешение мне не нужно, но я прикусываю язык.

Главное – чтобы он сделал так, как я хочу, оплатил мне билет до Мюнхена, пускай лишь в один конец, но мне еще надо добраться на такси до аэропорта.

– Хм… – в третий раз повторяет он.

Мама в Москве, объясняю я, за железным занавесом, дозвониться до нее сейчас невозможно, и мистеру П. об этом прекрасно известно, а папу беспокоить нельзя ни при каких условиях, у меня даже и номера его нет, он, если можно так выразиться, и сам как железный занавес. Все это я выкладываю мистеру П. У меня тоже имеется план, и я его даже записала. Никаких импровизаций. Катрине я ничего не говорю, пока за мной не приезжает машина. Тогда я иду в кухню, прямо с чемоданом.

Катрина готовит обед. Сейчас субботнее утро.

– Ну, я поехала.

Она поднимает голову и смотрит на меня.

– Куда?

Я берусь за ручку чемодана, поднять его невозможно, и я дергаю чемодан за собой.

– Я уезжаю.

– И куда ты собралась?

Я глубоко вздыхаю и отчетливо говорю:

– Я уезжаю в Мюнхен.