Неприкаянность

Какая же зима была!
Такая голая! Глухая.
И — ни единого намёка
на теплоту, неодинокость.
Опять была, —
не повториться, как бывало, не смогла.
И, как бывало, не нашла она у времени угла,
где б наконец спаслась от непреложной смены
времён. От непреложности измены.
Моим друзьям, не удалось и им
спастись — в отличие от предыдущих зим.
Один — в окно. Дерзнул упасть он
в небытие. (Индус из касты
так падает.) В паденьи веру
утратил, будто смерть — преддверье
в иную жизнь… Другой — аорту
себе рассёк. Она аккорду
тому билась не в такт, что гордо
зовут порядком в наши дни,
забыв, что грязному эскорту
сие занятье, жизнь, сродни…
Вот и напомнили они.
Какое лето было! В это лето
забылось даже — что такое это.
Мыслишки, — приставучие, как кнопки,
кололись больно в черепной коробке.
Ночами листья изумрудной кроны
пытали зренье чернотой вороньей,
и горизонт размылся, как граница
меж пустотой и тем, что в ней хранится.
О, что была за осень!
В эту осень
меня сомнений искусали осы.
Я перестала верить слову,
стала — звукам.
Лесным, морским, несогласованным
друг с другом.
Я разучилась разговаривать, —
шептала
одну молитву:
чтоб святого больше стало.
О, что за год случился, что за год!
Не удивительный, — наоборот.
Ни радости особой и ни краха:
привычный корм из мелких страхов.
Весна, — и та пришла в обычной маске:
пошлейшие, шумливейшие краски.
Как в уличной толпе, сплошной и длинной.
Как в оперении павлина.
И, как положено, осталось сделать так:
сказаться трупом, неспособным сжать кулак,
которому положено крушить витрину,
за коей — ложь одна… Ей жить, не сгинуть.

Пер. Нодар Джин

ПЕСНЯ О БЕЗРАЗЛИЧИИ