Читаем Неприкаянность полностью

заладившие: «Чистоты причина –

усталость плоти, помутненье лимфы.»

И вот тогда Своим мы нарекаем Домом

плавучий остров, Несвоейземлёй рекомый.

Тогда – кого любили, изживаем

во имя тех, с кем время убиваем.

А вместе с ним – себя. Мы умиранию

с корнями – учимся во имя выживания.

И начинаем из последних сил цепляться

за жизни полу-затонувшей остров-круг.

Полу-чужой, полу-знакомый… Нам сдаваться

пора. Исторгнуть исступлённый вой.

И вздрогнуть в тошном страхе, если вдруг

мы это назовём Судьбой.

Пер. Нодар Джин


РЭП-ПЕСНЯ

Мы всё имели ровно,

Но он в дерьме

Копаться хладнокровно

Не умел.

Он притворялся трупом,

А мертвецу

Существованье – глупо,

Не к лицу.

И жил он, как затворник

Не жил, – тужил. А

Я в портах позорно

Жила-грешила.

Мы в жизни были швахи.

Печаль одна

Была у нас. И страхи

Одни. Вина

Одна. И лгали часто,

Но он ко лжи

Постольку был причастен,

Поскольку жил.

Своею жизнью мало

Он дорожил, –

Как будто ему дали

Помятый джип

Или такую тёлку,

Что не помять.

Но он молчал. Он только

Не мог понять,

Что я, как звуки в джазе,

Как в зубе дрель,

Кручусь, кричу в экстазе

"Движенье – цель!",

Что не пойму того я,

Что жирный класс

Пугается не воя,

А держит глаз

На нём, молчащем, зная,

Что прошибьёт

Его слеза больная –

И он… споёт:

"Послушай, мазефакер,

Язык твой лжив!

Как твой же член, обмяк он –

Ни мёртв, ни жив!

Всего дороже деньги

Тебе, твой жир!

А я точу на слэнге

Слова-ножи!

Хана тебе без рэпа!

И с ним хана!

Истина свирэпа!

Щупай – на!"

Пер. Нодар Джин


ЛАЗАРЬ

И потом Он узрел Марфу и Марию, оплакивавших брата своего, Лазаря.

(Из показаний апостола Марка)


Помилуйте! Но я совсем не Марфа!

Я не сестра ему. А от изгоя

не надо ждать ни мира, ни покоя

ни вашей обожравшейся стране,

ни Лазарю.

Жуликоватый Лазарь –

ему бы только по сусекам лазать,

подохнуть, обожравшись, а, воскреснув,

рыгнуть во след прокисшим облакам.

И он уже напрягся. Но Мария

и Марфа, как на реках Вавилонских,

завыли так, что чуть не уморили

животным криком самого Христа.

Завыли так безумно, дико, страстно,

как жалкие озлобленные птицы,

на клочья разодравшие пространство.

И Лазарь в этом крике утонул.

Откуда боль? – Засомневался Плотник

Сын плотника же и Святаго Духа. –

Откуда боль, когда мгновенной плоти

жить дважды в этом мире не дано?

Ведь боли не бывает без страданий,

без мукой перекошенного рта.

Отдай им дань. Без этой страшной дани

любая жизнь ничтожна и пуста.

Зато потом ты выйдешь из пещеры

святейшим из святых. И люди будут

ничтожные, но добрые как будто,

как стая птиц кружить над головой.

И будут петь осанну! А, напевшись,

тебе ножом пересчитают рёбра

однажды ночью или утром ранним.

Но этот нож тебя уже не ранит.

Что вечности отравленный металл?

Что вечности озлобленные лица?

А потому – покинь свою гробницу.

Вставай. Я вижу: ты уже восстал. –

Так говорил угрюмый Назорей.

Но резвый Лазарь обнаружил слёзы,

блестевшие, как росы на заре,

растрогав Человеческого Сына.

Но я не зарыдаю. Я – не Марфа.

Я в это не играю. Я – не вы.

Прости, Господь, но мир достоин мата,

как Лазарь твой, что на исходе марта

тобою воскрешён был для жратвы.

Пер. Ефим Бершин


ПОЭТ

Денису Новикову

Поэт на площади поэта –

Маяковского площадь это –

Сидит на площади поэта –

Ясно?

Поэт говорит, что несправедливо –

Устроена жизнь. Гнусно и криво –

Даже улыбка её тосклива –

Напрасна.

Поэт говорит о вещах несвоих –

О деньгах, бабах, предметах других –

Точит поэт о предметах чужих –

Лясы!

Поэт говорил и качался, как раби –

Как рассерженный Хаммураби –

За то, что сожгли закон Хаммураби, –

Дожил!

Поэт разговаривал – тонкий, как цапля, –

Как в шприце для героиновых каплей –

Игла, в венозный воткнутая кабель –

Заслужил!

Он говорил: Дайте что круто!

Дайте мне всё в эту минуту!

Дайте валюту!

Лучшие блюда!

Девок для блуда!

Лихие маршруты!

Дайте мне!

Дайте!

Дайте!

Поэт говорил, я сидела, молчала –

О, нет, мы не хлебом единым, не налом –

А страха живём единым началом –

Знайте!

Взгляд у тебя жестокий и близкий –

Чего в нём больше: «жестокий», «близкий»? –

Тебе, как и мне, не поклонятся низко! –

Живи ж без риска!

Поэты на площади были поэта –

Вдвоём – да на площади поэта –

Их повенчала кратко беседа –

Негласно.

Пусть любовь придёт на мгновение только –

Для мгновенного озарения только –

Мгновенного видения только –

Прекрасно!

Пришельца от любого завета –

Считайте братом, которого нету –

Когда он приходит на площадь поэта.

Я сделала это!

Пер. Нодар Джин


КОЛЫБЕЛЬНАЯ ДЛЯ САМОУБИЙЦЫ

Алёше

Мой милый мальчик,

ты, как в люльке,

качаешься в холодной петле

меж небом и землей,

как в люке,

как в старой колыбельной песне,

где вестник голубиной почты –

с кольцом, как с перебитым нервом.

И цепь, что связывала с почвой,

сегодня связывает с небом.

И губ застывшая фиалка

перекусила жизни нить.

Никто не нанял катафалка,

чтобы с тобой похоронить

и боль от твоего ухода,

и безразличие людей.

На нас давно идёт охота,

как на осенних лебедей.

Без похоронного Шопена

ты с гибелью повенчан, без

ненужных слёз.

И только пена

сверкнула белизной небес

у самых губ.

И только мама,

на дальнем берегу бродя,

зашлась слезами, как туманом.

Смерть выпадает, словно манна,

для заблудившихся бродяг.

Но океан рассёк, как плетью,

два мира, как стальное жало.

И эта плеть, свернувшись в петлю,

Перейти на страницу:

Похожие книги

Поэзия народов СССР IV-XVIII веков
Поэзия народов СССР IV-XVIII веков

Этот том является первой и у нас в стране, и за рубежом попыткой синтетически представить поэзию народов СССР с IV по XVIII век, дать своеобразную антологию поэзии эпохи феодализма.Как легко догадаться, вся поэзия столь обширного исторического периода не уместится и в десяток самых объемистых фолиантов. Поэтому составители отбирали наиболее значительные и характерные с их точки зрения произведения, ориентируясь в основном на лирику и помещая отрывки из эпических поэм лишь в виде исключения.Материал расположен в хронологическом порядке, а внутри веков — по этнографическим или историко-культурным регионам.Вступительная статья и составление Л. Арутюнова и В. Танеева.Примечания П. Катинайте.Перевод К. Симонова, Д. Самойлова, П. Антакольского, М. Петровых, В. Луговского, В. Державина, Т. Стрешневой, С. Липкина, Н. Тихонова, А. Тарковского, Г. Шенгели, В. Брюсова, Н. Гребнева, М. Кузмина, О. Румера, Ив. Бруни и мн. др.

Андалиб Нурмухамед-Гариб , Антология , Григор Нарекаци , Ковси Тебризи , Теймураз I , Шавкат Бухорои

Поэзия
Черта горизонта
Черта горизонта

Страстная, поистине исповедальная искренность, трепетное внутреннее напряжение и вместе с тем предельно четкая, отточенная стиховая огранка отличают лирику русской советской поэтессы Марии Петровых (1908–1979).Высоким мастерством отмечены ее переводы. Круг переведенных ею авторов чрезвычайно широк. Особые, крепкие узы связывали Марию Петровых с Арменией, с армянскими поэтами. Она — первый лауреат премии имени Егише Чаренца, заслуженный деятель культуры Армянской ССР.В сборник вошли оригинальные стихи поэтессы, ее переводы из армянской поэзии, воспоминания армянских и русских поэтов и критиков о ней. Большая часть этих материалов публикуется впервые.На обложке — портрет М. Петровых кисти М. Сарьяна.

Амо Сагиян , Владимир Григорьевич Адмони , Иоаннес Мкртичевич Иоаннисян , Мария Сергеевна Петровых , Сильва Капутикян , Эмилия Борисовна Александрова

Биографии и Мемуары / Поэзия / Стихи и поэзия / Документальное