Неприличное предложение

Мог бы и не косить своими зелёными глазьями: я и так поняла, что бабы не поделили Илью. Наверняка Боженка узнала, что он спал с её матерью. Но так уж и быть, я расспрошу об этом Гришу потом, без Прегера.

Сука, она хотела убить Платона! И почти осуществила свой план: он ранен. Это никак не хотело укладываться у меня в голове.

— А ты оказался рядом? И как обычно вовремя? — даже не удивился Прегер.

— Да, Божена мне и рассказала, — кивнул Селиванов. — Что мать летала в Лондон, договаривалась о чём-то за твоей спиной с Гольдштейном. И это связано с разводом. А ещё ей показалось, та затевает что-то плохое. Божена дала мне скрины сообщений, что случайно увидела на телефоне матери и на всякий случай сфотографировала, пока они висели на экране. Это, кстати, была переписка с киллером. Довольно занятная. Ничего не понятно, но зная исходные данные, мы с Тополевым сегодня, наконец, разобрались.

— Подожди, — встал Прегер. Вид у него был бледный. Всё же крови он потерял много, хоть и храбрился. Я тоже встала, но только для того, чтобы отвезти его немедленно домой, уложить в кровать, напоить свежим куриным бульоном и никаких нагрузок, как сказал врач. — Выходит, у вас есть доказательства, что это она его наняла?

— Выходит. Но Тополев предлагает…

— Нет! — перебил его Прегер. — Одну женщину, убившую мужа, я уже пожалел. Та правда, была удачливее, но это только лишний раз доказывает, что всё нужно делать самой. Второй раз я такую ошибку не совершу. Никаких договорённостей с Гольдштейном, никаких сделок с правосудием. Никаких поблажек моей бывшей жене.

— У меня только вопрос, если она не пришла на встречу с Гольдштейном, то где она сейчас? — просунула я голову под руку Прегера, не сильно надеясь, что смогу его удержать, если что, но он вроде и не собирался падать — стоял непоколебимо, мой Утёс.

— Мы работаем над этим, — развёл руками на вопросительный взгляд Прегера Селиванов.

Я снова тревожно посмотрела на экран телефона, так и оставшийся в руке.

— Малыш, тебя что-то беспокоит? — нахмурился Платон.

— Илья не отвечает. Я написала ему про мать сразу после пансионата, он просил. Но даже не прочитал моё сообщение.

— Может, разбил телефон? Или потерял? Или там просто нет связи?

Я пожала плечами. Я и сама обо всём этом подумала в первую очередь, как о самых логичных причинах, но чёртово беспокойство не отпускало.

— Ладно, ребята, хорошо с вами, — взмахнул руками Селиванов, — но мне пора. Поправляйся, Платон! — уступил он место врачу, что вернулся с рецептом.

Но пока Платон говорил с доктором, я остановила Покорителя оргазмов.

— Гриш, я встретила сегодня подругу из турагенства, она сказала Артурчика избили. Это твоих рук дело?

— Э-э-э, ну почему же сразу рук? — приподнял он одну бровь. — И почему только избили? Уж прости, но я категорически против насилия над женщиной, даже если оно «без проникновения», — показал он кавычки пальцами. — Поэтому пришлось ему доходчиво объяснить, что так поступать нельзя. Мне жаль, если тебя это расстроило.

— Расстроило?! Да так ему и надо, скотине! Хотя да, я немного расстроилась… что меня там не было в этот момент, — выдохнула я.

Вот такая я была сегодня отчаянная.

— Э-э-эрес уна чика мала! — всплеснул он руками и погрозил мне пальцем. — Очень, очень плохая девочка!

— Знаю, — сморщила я нос и спросила в лоб: — Илья трахнул Боженку, да?

— Тсс-с-с! — Селиванов глянул на Прегера. — Знаешь, она, конечно, малолетняя дрянь, но, если бы вовремя не поделилась тем, что узнала, я бы не оказался в нужное время в нужном месте, и стрелок бы не промахнулся. Так что, знаешь, я бы на неё поставил. И Прегер к ней всегда относился лучше, чем, казалось бы, она того заслуживала. А у Прегера встроенное чутьё. Если девчонка вовремя разберётся, что хорошо, а что плохо, думаю, с неё ещё будет толк.

— Думаешь, у них с Ильёй может получиться? — спросила я даже с надеждой. Может, она и правда не так плоха, как мне показалось. А ещё она прехорошенькая. И, кажется, он ей сильно небезразличен, поэтому её так и штормило.

— Не знаю, детка, я же не Илья, — пожал он плечами. — А что у тебя с лицом? Каждый раз, когда ты про него говоришь — болезненно морщишься.

— Он не отвечает, — вздохнула я. — Ну, ты слышал. Даже сообщение моё третий день висит непрочитанным. Может, поищешь его агента? Вдруг он что-то знает. Как-то мне тревожно. А после сегодняшнего — особенно.

Он посмотрел на меня внимательно, что-то серьёзно обдумывая.

А потом пожал плечами:

— Я попробую, — и, махнув мне рукой, пошёл к выходу из кабинета.

— Не волнуйся, малыш. Он всё узнает, — обнял меня Прегер.

Я посмотрела на него с подозрением:

— Ты всё слышал?

Платон прижал меня к себе, поцеловал в макушку вместо ответа, а потом окликнул Селиванова, что ещё стоял у двери, пропуская впереди себя замешкавшегося врача:

— Гриша! — Тот обернулся. — Когда ты сказал знаешь, кто сливал информацию Гольдштейну, ты имел в виду Риту?

— А у тебя другая информация? — удивился Селиванов.

— Венеция. Шестьсот пятьдесят. Это тебе о чём-нибудь говорит?