Неприличное предложение

— Пута де мьерда! — выдохнул Григорий, словно ему дали под дых. Пару секунд приходил в себя, а потом кивнул Платону. — А ты всё же оказался прав, когда меня подозревал.

— Я знаю, — улыбнулся Прегер. — Потому что, когда я не прав, смотри пункт первый.

Глава 37. Илья

— Стоп! Снято! — махнул рукой фотограф.

Ну наконец-то, выдохнул Илья, выпрямил затёкшие ноги, натянул шорты и без сил опустился на нагретые солнцем камни.

Когда он говорил Яне про форт Сант-Анжело — замок Святого Ангела на Мальте, что снова принадлежит Мальтийскому рыцарскому ордену, после того как правительство страны подписало с орденом договор владения на девяносто девять лет, Илья и понятия не имел, что съёмка будет проходить именно там. А именно — в закрытой для публики верхней части крепости, что была расположена в центре Большой гавани с видом на столицу Мальты город Валлетта, а по сути являлась частью крошечного городка Биргу, от которого форт был отделён небольшим проливом.

Единственный обитатель крепости, живущий в ней уже более двадцати лет с момента подписания договора, брат Джон, ходил в кремовой рубашке-поло и яхтенных туфлях, а не в монашеской рясе, как представлял себе Илья, хотя и соблюдал все монашеские обеты: бедности, послушания, целомудрия и был настоящим мальтийским рыцарем.

В первый день брат Джон поднялся вместе с их небольшой съёмочной группой на крепостной вал и показал, где они могут остановиться в замке. Более его статную фигуру с благородной осанкой вымирающей породы истинных джентльменов на съёмках они не видели. Но вечерами, когда Илья ходил прогуляться, они болтали. О крепости, о Мальтийском ордене, о жизни вообще.

Монашеская келья, что Илье предложил брат Джон в качестве жилья (остальная часть группы остановилась в гостинице для туристов, здесь же в форте, но Илья хотел тишины и одиночества) была мало пригодна для комфортной жизни. Ещё меньше фортификационное сооружение с отвесными стенами было пригодно для съёмок. Но второе Лейкину выбирать не приходилось.

Согласно задумки фотографа, Илья должен был то висеть связанный, с вывернутыми до боли руками, то жариться на раскалённых камнях, то стоять на узком портике, цепляясь зубами за воздух. Таковы были условия контракта — Илья не мог отказаться, даже если японец повесит его на рее одного из стоящих у форта судов, как пирата, или замурует в жёлтой каменной кладке стены.

Одна была радость после этой бесчеловечной бесконечной съёмки — нырнуть в прохладное море. И хотя бы на время не чувствовать сгоревшую на солнце кожу, уставшие мышцы и растянутые связки.

Но сегодня, к сожалению, они снимали с той стороны форта, где не было пологого спуска к воде.

Илья дошёл до конца стены, что словно парила в воздухе, широким уступом выдаваясь в сторону залива, и с тоской посмотрел вниз. На бьющиеся о прибрежные камни волны, на простор обычно тихого и смирного, но сейчас мятежного Средиземного моря, поднял лицо к душному мареву неба, что уже заволакивали тучи…

Близилась гроза.

Он вздрогнул, когда сквозь шум, его окликнул знакомый голос.

— Далеко же ты забрался, малыш.

Медленно повернулся и не поверил своим глазам.

— Рита?

В кроваво-красном, рвущемся на ветру, как флаг, платье, больших солнцезащитных очках, она казалась виденьем. Кошмарным. Из страшного сна. Но это была она.

— Далеко. Высоко, — бесстрашно подошла Рита к краю площадки, посмотрела вниз.

Толкнула носком босоножки камешек, прислушалась. Вряд было бы слышно, как он упадёт, даже в штиль. А сегодня явно намечался шторм. В ушах свистел ветер, море пенилось и бесновалось, над головой с воплями пронеслись две крупных чайки.

Рита проводила их глазами, а потом посмотрела на Илью.

— Думал, я тебя здесь не найду?

Он засмеялся.

— Ты серьёзно думаешь, что я здесь из-за тебя? Я здесь просто работаю, детка.

— Серьёзно я думаю про то, что ты трахнул мою дочь. А ещё сказал ей, что трахал меня. И теперь она и знать меня не хочет.

— Разве я сказал неправду? — усмехнулся Илья. И поймал её за руку, когда она опасно качнулась на своих головокружительных каблуках от порыва ветра. Погода портилась с катастрофической быстротой. — Рита, отойди от края.

— Только не говори, что ты за меня волнуешься, — прильнула она.

От нагретой солнцем кожи так остро пахнуло её запахом, что Илья невольно отвернулся.

— Будь на твоём месте любой другой человек, я бы сделал то же самое: поспросил отойти и да, волновался бы за него.

— Но я же не любой. Неужели я правда для тебя так мало значу? Неужели ты трахал меня неделю за неделей, кончал мне на грудь, ебал в задницу и ничего не чувствовал?

— Ну почему же ничего, — хмыкнул он. — Мне было противно.

Щека вспыхнула болью, когда Рита отвесила ему звонкую пощёчину.

Но Илья даже не дёрнулся. С болью физической он успел за эти дни смириться. Хуже было с той саднящей раной, что ещё кровоточила в груди.

Но он и с ней справится. Куда он денется!

— Я даже могу тебе это простить, — сняла Рита очки и посмотрела на него снисходительно. — Таким как мы с тобой любовь недоступна. Это чувство для слабых.