Непримиримые 2

— Шум, — пощелкивая пальцами, привлекаю внимание, — если не столкнемся в коридоре, ждать не надо — в зале встретимся! И не смей меня пасти! — грожу мирно, но основательно, прикинув, каково на самом деле больное воображение у парня, раз уж сам об этого говорит.

Родион мрачнеет, лицо черствеет.

— Как скажешь, — холодно.

— Отлично, — киваю воодушевленно. Даю отмашку и, стуча каблуками, — вернее, проклиная жуткие туфли, от которых у меня дико болят ноги, — спешу по узкому коридору дальше.

Ура! Следующей оказывается заветная цель с табличкой «треугольник острым углом вверх и WС».

Правда, уже у самой двери чуть не становлюсь жертвой этой самой двери — ее так резко отворяет выпадающая из помещения девушка, что едва успеваю отшатнуться.

— Хули ты тут трешься? — изрыгает беспардонную реплику сильно хмельная, растрепанная, с растекшейся по лицу тушью девица и, не дожидаясь ответа, — он ее вряд ли волнует, — шатаясь от стенки до стенки, идет прочь, к залу.

Кх, кх, проводив барышню взглядом, осторожно захожу в уборную.

Довольно просторно, чисто и светло, если учесть, в каком необустроенном районе города находимся, и уж тем более в нежилом здании. Пара девушек крутится возле зеркала, что-то жарко обсуждая и похихикивая, но на интимной частоте. Еще одна с надменным видом выходит из центральной кабинки, оставляя дверцу распахнутой, и занимает крайний к выходу умывальник.

Черт! Тишина и уединение мне сегодня не грозят!

Расстроенно плетусь в дальнюю кабинку. Пока вожусь, — все же выпила много жидкости, — посторонние звуки стихают и, когда выхожу, радуюсь наставшему покою.

Клатч на столешницу, куртку на петлю, благо она тоже предусмотрена. Отрываю пару кусков салфеток для рук и бросаю на пол. Наплевав, как это будет смотреться со стороны, разуваюсь и с наслаждением мурчу:

— М-м-м, — спина, ноги… мой скелет устал, даже косточки благодарно похрустывают от того, как выгибаюсь. А в ступнях блаженный холод от кафельной плитки.

Так погружаюсь в экстаз от ощущений свободы без боли, что реагирую только на щелчок замка.

— Селиверстов, — смахивает на невменяемый ик, — это женский туалет!

Да! Я — сама очевидность. Но, во-первых, шок, во-вторых, испуг, в-третьих… может, правда дверью ошибся?

— Ты одна? — злой взгляд, в глазах свирепствует непогода.

Вопрос тупейший, отзываюсь после небольшой заминки:

— Нет… — сердце выписывает невообразимые фигуры, до боли прыгая в груди.

Теперь недоуменный взгляд Селиверстова пробегается по уборной, пустующим кабинкам и возвращается ко мне.

— Я имела в виду себя и тебя, — поясняю для непонятливых. — И ты, кстати, тут лишний, — беру себя в руки и с напускным равнодушием включаю кран.

— Нарика куда дела?

— Кого? — то ли на ухо туга, то ли Селиверстов сегодня решил меня убить шоком.

— Хера, говорю, куда дела? — цедит сквозь зубы.

— Если ты про Родиона, — легкая заминка, — то он в мужском, куда и стремился, и в отличие от тебя, не промахнулся.

— Если ты одна, то почему стонешь… — шаг в мою сторону.

— Мне было ТАК хорошо… — нисколько не лгу, — я откровенно получала удовольствие. Он был сродни экстазу!

— У тебя ломка от недотраха? — еще шаг.

— Я тебя умоляю, — фыркаю негодующе.

— Удовлетворенная женщина не ублажает себя.

— А я что-то про ублажение себя говорила? — возмущению нет предела. — Я наслаждалась тишиной и покоем… О-о-о, — перекашивает от мерзости догадки, — так ты ворвался потому, что думал, что я тут… — не в силах озвучить маразм домысла, лишь трясу потрясенного головой.

— Я не врывался, пришел поговорить.

— На тему? — вскидываю брови.

— Нас…

— Не поздновато? — с наигранной скукой.

— Лучше поздно, чем никогда…

— Фраза ненадежного человека, которому хоть как-то нужно оправдать свои слабости.

— Признание слабости — уже признак силы.

— Ну, если ты себя этим успокаиваешь…

— Объясни, с какого перепугу муда-Шляхер стал твоим парнем? — не ведется на мою язвительность Игнат.

— С того, что вакантное место пустовало, — меня так просто не расшатать на более глубокие эмоции. — Мы подумали, и я решила.

— Это шутка такая? — чуть склоняет голову, брови съезжаются на переносицу.

— Нет, — держусь на частоте отчужденность, словно ведем банальный разговор о погоде.

— А если… — пауза. Селиверстов сглатывает, будто ему жутко сушит горло, — я претендую на эту роль? — если бы только что не услышала, не поверила в его способность это сказать.

Издевается? На дуру играет? Разводит…

Ведь разводит?..

Взгляд решительный, лицо непроницаемо мрачное.

Прямо обухом по голове. Не лжет…

Прикусываю губу, заглушая позорный всхлип разочарования.

Он не смеет сейчас это говорить!!!

— Как я уже сказала — поздно, — хорошо, что яду не добавила в тональность, а так бы выдала, как мне НЕПОЗДНО.

— Давай обсудим выход из положения, — поражаюсь выдержке Селиверстова.

— Нет.

— Порви с ним и…

— Нет.

— В вас еб*** стрела девиантного амура?

— Даже знать не желаю, что это за монстр, но мы с Родионом вместе!

— А твой монгол?..

— Он не мой, — чуть веду плечом, хотя по позвоночнику морозец прогуливается, и жест слегка нервным получается.