Непримиримые 2

— Угу, — киваю нарочито понимающе, — чтобы турнир закончился, и мы поехали домой. — Самой жутко от того, как многообещающе прозвучало.

Девчонки торопливо прощаются и уходят. Шумахер их игнорит, ну а я… и подавно. Внимание парня сосредоточено на мне. Он явно не понимает, что я играю для публики. Или не желает. Сути дело не меняет, — мы же договаривались — не переступать черту!

Его ладони начинают двигаться с талии вниз.

— Шум, — предостерегаю, тормозя наглую выходку уже на запрещенной территории. — Мне плохо, — не хочу лгать, да и на самом деле я подошла как раз потому, что мне помощь нужна.

Родион изучает пристально, при этом не уменьшая натиска в борьбе за желаемое — мою задницу — с моими руками, которые от слабости и усталости уже онемели, не сдавая позиций врагу.

— Спартака вызвонить или домой отвезти? — опасливо прищуривается Шувалов.

— Это кардинальные меры, — продолжаю упираться, не позволяя принародного лапанья сокровенного, — мне бы чего попроще. Пару баночек энергетика.

— Ир, хочу прояснить один момент, — рывком впечатывает меня в себя Шумахер. На его лице читаю отнюдь не желание угодить. Скорее, циничное негодование, надменное возмущение: — Я не посыльный: сбегай, принеси, купи, найди… Не привыкай. — Лбом упирается в мой, до болезненных ощущений скрутив мои руки за спиной. — Раз, два… — бормочет недовольно парень.

Нет больше сил сопротивляться — сдаюсь и шумно выдыхаю, когда на плечи обрушивается тяжесть усталости и немоготы.

— По-моему, достаточно телодвижений с моей стороны, при полном равнодушии с твоей, — выговаривает нарочито спокойно, но с четким посылом донести претензии.

Вот честно, плевать, как смотрится наша идиллия со стороны, не понимаю, зачем жеманничала раньше — я вообще не ощущаю ничего от прикосновений Шувалова. Они мне пресны. Хотя лукавлю — телепаются где-то на границе «омерзительно, но пока терпимо».

Соседи по обе стороны от нас с отстраненными лицами якобы увеличены кем угодно, только не нашей с Шумахером разборкой. И их равнодушие бы сыграло, если бы они не отодвигались, уступая нашей парочке довольно внушительное свободное пространство.

Понимаю, что как-то ситуацию нужно переиграть, но так, чтобы не усугубить.

— Прости. — Впервые отчетливо вижу в Шумахере другую пугающую личность, которая прячется где-то… как и говорил Егор. И если ему верить, до поры до времени. — Ты прав, я перегибаю палку. — Не спешу вырваться, боясь еще сильнее разозлить парня, а он свойски оглаживает мои ягодицы. Причем ласки обретают более жадные черты и неумолимо заглядывают за невидимую границу моей терпимости. — Я тогда пойду, — нелепая попытка высвободиться, которая приводит к тому, что я оказываюсь на коленках у Родиона:

— Стой…

— Мы на людях, — все же цежу сквозь натянутую улыбку. — А ты… странно себя ведешь. Блин, — чтобы начинающаяся ссора не была столь очевидна, обвиваю рукой шею Шувалова: — Ты опять на наркоте? — шепотом на ухо.

— А тебе не похрен? — с вызовом и развязным жестом теперь скользит по ляжке… выше… между…

Изворачиваюсь проворно, чуть не падая, потому что мне реально плохо, и слабость не показная, а отбиться от Шумахера вряд ли удастся, если не эффект неожиданности. Он срабатывает отчасти — встать успеваю, а вот далеко отскочить — нет. Опять оказываюсь в кольце настойчиво грубых рук.

— Шум, — выдыхаю через болезненный стон, когда он, продолжая меня удерживать за талию одной рукой, а другой, подгребает за затылок к себе, очерчивая носом контур моих губ:

— Тебе не похрен, птичка? — вторит рот в рот, едва касаясь.

— Мне больно, — больше не вырываюсь. Хочу, чтобы Шувалов сам понял, что делает.

— Мне тоже, — чеканит, смотря на меня пустым взглядом. — Впервые так больно, что крови хочу…

— Шум, давай брату позвоню.

— Не понимаю, Ир, ты же не девочка, неужели так сложно быть со мной… Что не так? Скажи. Я впервые из кожи вылезаю, стараясь быть хорошим и угодить, а ты…

— Не надо этого делать! — разговор неуместный, я в панике. — Давай это потом обсудим, очень прошу, — прикусываю губу. — На нас уже смотрят…

— Я куплю энергетик, — все еще прижимает меня к себе Родион. — Это не сложно, просто… Весомой благодарности хотелось бы, а не скупого «спасибо».

— Не запаривайся, я постараюсь и так выдержать… — стараюсь свести на нет конфликт.

— Я же сказал, — опять ожесточается Шувалов, — куплю!

— Чшш, — вцепляюсь в его волосы и успокаивающе массирую пальцами голову: — Я безмерно благодарна, Шум, — не лгу, не место и не время. — Очень. Мне со всех сторон говорят, чтобы я держалась от тебя подальше, что ты… Лучше опущу все эпитеты, коими тебя награждают, но я на все нападки с уверенностью отрезаю, что для меня ты… хороший. Я не знаю, что ты творил, и творил ли что-то, но меня ты не обижал. В данный момент я с тобой, потому что доверяю тебе больше, чем кому бы то ни было… Если это хоть что-то для тебя значит — очнись! Ты мне нужен! Трезвым! Прошу…

— Я говорил, что я дерьмо, — утыкается мне в плечо Родион, — но не рассказывал, насколько сильно смердящее.